Я пошевелился, чтобы взять его за ошейник, и уже собрался уходить, когда обнаружил источник его тревоги. То не был беспомощный смертный. Скорее, неземная тускло-белая фигура, неподвижная, словно видение, у полыхающего здания, зловеще освещенная пламенем.
Даже слабым смертным зрением я разглядел, что это Мариус! И на его лице лежала печать гнева. Никогда не видел я такого отчетливого выражения ярости, и не оставалось ни малейшего сомнения в том, что это выражение предназначено для моих глаз.
Я приоткрыл рот, но слова застряли у меня в горле. Я только и мог, что протянуть к нему руки и от всего сердца послать к нему безмолвную мольбу о милосердии и помощи.
Собака сделала последнее яростное предупреждение и готова была прыгнуть.
Я безудержно дрожал и беспомощно смотрел на происходящее, а фигура медленно повернулась спиной и, окинув меня последним сердитым, презрительным взглядом, исчезла.
Только тогда я вернулся к жизни и выкрикнул его имя.
– Мариус! – Я поднялся на ноги, крича все громче и громче: – Мариус, не оставляй меня здесь! Помоги мне! Я воздел руки к небу. – Мариус! – взревел я.
Но я знал, что это бесполезно.
Дождь промочил мне пиджак. И ботинки. От дождя у меня намокли и сосульками повисли волосы, и теперь уже было не важно, плакал я или нет, потому что дождь смыл все слезы.
– Ты считаешь, я потерпел поражение, – прошептал я. Какой смысл кричать ему вслед? – Ты думаешь, что вынес свое суждение, и точка. Да, тебе кажется, что все так просто. Так вот, ты ошибаешься. Я никогда не отомщу за эти минуты. Но ты меня еще увидишь. Ты меня еще увидишь.
Я наклонил голову.
В ночи звучали смертные голоса и топот бегущих ног. На дальнем углу остановилась огромная шумная машина. Мне пришлось силой заставить шевелиться свои злополучные смертные конечности.
Я сделал Моджо знак следовать за собой, и мы исчезли, прокравшись мимо продолжающих весело гореть развалин дома, миновав низкую изгородь в саду и заросшую тропинку.
Только потом мне пришло в голову, насколько близка была опасность оказаться пойманными – смертный поджигатель и его злющая собака.
Но разве мне было до этого? Луи отверг меня, как и Мариус – Мариус, который сможет найти мое сверхъестественное тело до того, как до него доберусь я, и уничтожить его на месте. Мариус, который, возможно, уже его уничтожил, чтобы навеки оставить меня в смертной оболочке.
О, если мне и были в мою смертную юность ведомы такие несчастья, то я об этом не помнил. А если бы и вспомнил, то сейчас они были бы весьма слабым утешением. Что до моего страха, то его было словами не описать. Рассудком его не побороть. Я снова и снова перебирал в уме свои надежды и неисполнимые планы.