— Сашок, всыпать бы гадам! — просили партизаны.
— Нет, ребята, мы уходим. Путь далек, а у нас раненые, — возражал Капустин, не разрешая задерживаться.
Из ветвей, плащ-палаток и кольев соорудили носилки для тех, кто не в силах идти сам. Раненный в ногу Федор Куйбышевский ковыляет около меня.
— Ты меня не оставишь, Виктор, ежели что? — спрашивает он.
— Не оставлю. А ты крепись, опирайся на меня, — говорю я.
— Я ничего… Ноге больно. Встретилась небольшая речушка. Ее надо переходить вброд. Федор остановился, посмотрел на меня, но ничего не сказал.
— Держись за меня, — подставляю ему спину. — Перенесу.
— Так тебе же тяжело.
— Держись! Разберемся после, кому тяжело… Снова километры и километры. Идем, подбадривая друг друга:
— Скоро Абава.
— А ты, Федор, не тужи. Еще выпьем после войны. Вот с Виктором в гости к тебе на Волгу приедем! — говорил Кондратьев.
— Эх, было бы так! Было бы…
— Будет так, Федор! Будет!
После шестнадцатичасового марша мы прибыли в лагерь отряда «Красная стрела».
Хуторов в этом районе меньше, и они контролировались партизанами. На север от лагеря простирались болота и озеро Усмас, с юга — высокие, крутые берега Абавы. Неподалеку от лагеря Абава впадает в реку Венту. Здесь не было ни шоссейных, ни улучшенных дорог, которыми богата Курземе и вся Латвия. Участок площадью около сорока квадратных километров был настоящей партизанской зоной, поэтому и лагерная жизнь «Красной стрелы» кое-чем напоминала обычный партизанский лагерь псковских, смоленских или брянских лесов.
Бойцы отряда размещались в шалашах, похожих на юрты с открытым верхом для выходе дыма. Так как стены шалашей складывались из веток, то единственным спасением от холода были костры. Их жгли и днем и ночью. Был в отряде десяток лошадей с санями и упряжью. Многие бойцы и весь командный состав носили на шапках красные ленточки. Командирами взводов и отделений были люди, не раз отличившиеся в боях. В отряде было три стрелковых взвода, один пулеметный и взвод разведки.
Поговорив с командиром отряда Столбиковым, заменившим погибшего в бою Семенова, Зубровин и Капустин пошли в лазарет. Это был единственный партизанский лазарет в Курземе. Здесь был врач, латыш. Наши раненые могли, наконец, лечиться.
Шалаш лазарета мало чем отличался от других жилищ отряда. Был он только побольше размером и «отапливался» тремя кострами. Кроме наших раненых, в нем лежало еще двенадцать человек. Вместо кроватей служили положенные, как сено, еловые ветки. Санитарками в лазарете работали Нюра и Клава, с которыми осенью познакомился Тарас на хуторе.