– Я свалял дурака! – признался он.
Она встретила его с нескрываемой враждебностью, но постепенно выражение ее лица несколько смягчилось.
– Откуда вдруг такой взрыв угрызений совести? – недоумевала она.
– Это не совесть, – объяснил он. – Это бизнес.
– О любом бизнесе можете говорить с моим адвокатом Перри Мейсоном.
– Только не глупите!
– Какую же глупость вы усмотрели в этом?
– Он богат, ваш адвокат. И зарабатывает за один день столько, сколько вы не заработаете и за месяц.
– Какое это имеет отношение к делу?
– Я готов быть корректным и рассудительным. Вся эта газетная шумиха нанесла вам один вред. Вы, вероятно, потеряли и свою работу. Я компенсирую вам понесенные убытки, но не вижу оснований для вас платить Перри Мейсону часть ваших денег.
– Кто же ему заплатит, уже не вы ли?
– Не говорите глупостей! Я не такой дурак. Я охотно возмещу нанесенные мною убытки, но будь я проклят, если поддержу какого-то адвоката хотя бы центом моих денег.
Она двинулась к телефону, но остановилась в задумчивости.
– Вы добываете деньги своим трудом, – говорил он между тем. – И лучше пошевелили бы мозгами, до сих пор, по моим наблюдениям, вы их не очень-то утруждали.
Она вернулась к столу и уселась на ручку большого мягкого кресла напротив него, перекинув ногу на ногу. Эту позу она подсмотрела на фото в киножурнале у одной кинозвезды, у которой репортер брал интервью, и находила ее чрезвычайно эффектной. Дороти Феннер давно отрепетировала ее перед зеркалом, надеясь использовать при удобном случае. В этой позе была определенная развязность, непринужденная беспечность, и в то же время она не отвлекала собеседника от прелестей кинозвезды.
– Давайте покончим с обиняками и выложим наши карты на стол, – предложил Олдер.
Она ничего не сказала, наблюдая за ним с задумчивым видом.
– Если Минерва Дэнби и написала это письмо, – сказал Олдер, – то оно абсолютная ложь. Откровенно говоря, я не верю, что его писала она. Думаю, все это или какая-то мистификация, или просто ловушка, чтобы у кого-то появилось основание для шантажа.
Дороти Феннер не изменила позы.
– Однако когда та бутылка попала мне в руки и я прочитал это поразительное письмо, – продолжал Олдер, – мне понадобилось какое-то время, чтобы обдумать ситуацию и кое-что выяснить. Я начал с наведения справок относительно той истории в Лос-Мерритос. Она оказалась фальшивкой с начала и до конца. И я хочу, чтобы и вы мне поверили, что в ту ночь я вообще не видел Минерву Дэнби. В сущности, я вообще ничем не могу объяснить появление этого письма.
Теперь он говорил серьезно, по-видимому стараясь убедить ее. У Дороти Феннер хватило ума, чтобы понять, что самое лучшее теперь в ее положении было молчание. Она только внимательно наблюдала за ним, чтобы он видел, что она его слушает, боясь сказать что-нибудь: он не должен догадаться, что у нее на руках не такие «сильные» карты, каких он опасался; однако она уже заинтересовалась, как далеко может пойти этот человек и какого рода предложения он приготовился ей сделать. В конце концов, что плохого, если она его выслушает до конца? Она в любую минуту может позвонить Перри Мейсону после того, как узнает, что предложит Олдер.