– То-то и оно…
– Но все равно интересно. Кстати, если ты обратила внимание, даже не поморщился.
– Это тебе только так показалось. Морщился.
– Мне хочется кое-что тебе сказать, Стефания.
– Если очередную гадость, то давай я первая.
– А если нет?
– Тогда – вторая.
– Мне хорошо с тобой.
– А мне плохо без тебя.
– Хочешь еще чаю?
– Оставим его на утро.
– Оставим.
– А пирожные доедим…
* * *
Чтобы не смущать Рича лишний раз, поскольку она все еще не была уверена до конца в том, что он готов принять все условия игры, Стефания разделась первой.
Когда она взялась обеими руками за подол платья, Рич в нерешительности стоял рядом.
Она толкнула его боком в сторону кресла.
– Тебе будет удобнее, если ты сядешь.
– Удобнее для чего? – Он послушно сел.
– Удобнее смотреть.
Вместе с тем ей не хотелось вести себя слишком уж буднично, нарочито упрощая ситуацию. Он должен был возбудиться. Сама она сдерживалась с большим трудом.
Стефания завернула подол до груди. Платье превратилось в коротенькую черную маечку.
Наклонившись, Стефания быстро стянула трусики, оставила их лежать на полу и выпрямилась перед креслом.
Рич смотрел в другую сторону.
– Ри-ич! – окликнула она его. – Это неприлично. Он перевел взгляд на девушку.
Она покачивалась перед ним на длинных, стройных ногах, и треугольник аккуратно подстриженных волос под животом причудливо менял форму.
«Орудие производства», – мелькнула грубая мысль.
На какое-то мгновение Ричу сделалось тошно.
Стефания плавно повернулась к нему спиной и положила ладони на ягодицы.
Подол платья медленно спустился до талии.
Теперь девушка была как бы рассечена пополам: черный, «одетый» верх и загорелый низ с белым треугольником кожи от трусиков – Стефания никогда не загорала нагишом.
Она через голову стянула платье, оставшись в одних черных туфельках. Решила было сразу же направиться в ванную, но оглянулась и, увидев Рича, прикованного к креслу, повернулась и села бочком к нему на колени.
– Я не верю, что у тебя не было женщин, – с улыбкой сказала она и не дала ответить, зажав его губы своими.
Рич почувствовал, что она тяжелая. У нее было сильное тело, даже мощное, что удавалось скрыть одеждой. Теперь же, когда одежды не стало, он увидел, что женская кожа – это вовсе не «нежный бархат» или «мраморная белизна», как принято писать в хороших книгах. У кожи даже самой красивой женщины есть свои недостатки, равно как и достоинства, что складывается в единый, присущий только ей одной рисунок.
Это открытие слегка разочаровало Рича, хотя нечто подобное он всегда предполагал. Между тем он не мог не отдавать себе отчета в том, что перед ним – точнее, прямо на нем – плоть женщины, близкой к идеалу. Плоть, имеющая вес, температуру и запах, что вместе давало ощущение реальности происходящего. Это последнее было тем более ценно, что до сих пор, рисуя в своем воображении сцены близости со Стефанией, Рич не мог отделаться от впечатления, что все это возможно не иначе как во сне.