Ему очень хотелось что-то сейчас же сделать. Десятка он был не робкого, но не мог же он просто так за здорово живешь подойти к незнакомой сирене и представиться.
Если бы у него водились сигареты, он бы хоть мог воспользоваться ими как поводом, но, на свою беду, Берни заботился о здоровье нации и не курил.
Однако взгляд сирены не отпускал его надолго, перетекая то на воду, то на небо, но постоянно возвращаясь и маня.
По всем законам жанра такое не могло продолжаться бесконечно.
«Если она еще раз так на меня взглянет, будь что будет, но я заговорю с ней», – решил Берни.
Тут девушка отклеилась от перил и сама пошла ему навстречу.
У нее была выверенная походка манекенщицы, которую не смущала даже бортовая качка. Руки она теперь держала в карманах плаща.
Берни собрался уже разыграть галантного героя какого-нибудь куртуазного романа и даже придумал первую фразу, получившуюся, правда, довольно банальной – «Добрый день», – когда увидел, что незнакомка исчезла. Он не сразу сообразил, что она, должно быть, просто свернула в проход между рубкой и трапом.
Спеша проверить свою догадку, Берни сделал три шага вперед и снова увидел ту, которая за несколько мгновений успела настолько потрясти его мужское воображение.
Девушка стояла в тени прохода.
Берни заметил, что она вынула руки из карманов и держится теперь за пояс, который уже почему-то развязан.
Она опустила руки.
Полы черного плаща распахнулись.
Под ним белело ослепительное женское тело.
Незнакомка стояла перед Берни совершенно нагая под плащом. Но зачем это? Он ведь ни о чем таком даже не думал…
Ветер дунул с удвоенной силой, и Берни показалось, что его мужской долг – не пялиться на прекрасную плоть, а спасать незнакомку от верной простуды. Самого же его бросило в жар, да такой, что на философском лбу выступил пот.
Однако опасения Берни оказались напрасными: в укромном проходе ветра не было.
Не шевелясь и держа плащ распахнутым, девушка ждала.
Берни подошел к ней вплотную.
От голой бархатистой кожи исходил приятный аромат, смешанный с теплом живого тела.
Незнакомка смотрела на Берни широко распахнутыми глазами.
«Ей не может не быть холодно», – подумал он, заметив, как беззащитно сморщились бурые соски ее полных белых грудей.
И в следующее мгновение он уже отогревал их пересохшими губами.
С тихим смехом девушка отпустила полы плаща и обняла мужчину, тесно прижав к себе и ощущая нежной кожей холодный металл пуговиц на его пальто.
Потом она ловко расстегивала их, запускала тонкие пальцы под рубашку, под ремень, расстегивала брюки, и снова ласкала, и снова целовала обветренные губы, а руки вслепую находили то, что было нужно, отчаянно, трепетно, дерзко, это каменное древко, этот лакомый таран, ради которого природа создала ее такой мягкой и уступчивой, ради которого она приподнималась на цыпочки и обхватывала сильную шею незнакомого ей мужчины, а он тяжело дышал, с трудом успевая отвечать на поцелуи, и что-то едва слышно шептал…