– Меня удивляет, дорогая, что ты все так же легка, когда я поднимаю тебя на руки.
– Скоро все изменится. – Она замолчала и смотрела в свой бокал. Она собиралась сказать ему об этом в более подходящий момент, чем этот.
– Ты думаешь, у меня не хватит сил, чтобы удержать тебя и крошечного ребенка?
Ее глаза широко раскрылись:
– Ты знаешь?
– А почему бы и нет? – На его лице было удивление. – Твое тело говорит мне об этом.
– Я боялась сказать тебе.
Он нахмурился:
– Тебе нечего бояться, если дело касается меня. Я люблю тебя, и буду любить нашего ребенка. Возможно, ты носишь моего наследника. Любому мужчине это понравилось бы. – Он просветлел от ее взгляда. – У ребенка будет мое имя, дорогая. С самого рождения. Мы больше не будем откладывать женитьбу.
Камень упал с ее души. Она сильно волновалась эти последние недели. Перед глазами все время стоял образ Руода. Она покинула бы Галлхиел и Лаоклейна, но не допустила бы того, чтобы у ее ребенка была судьба, подобная судьбе Руода. Судьба внебрачного сына, живущего на подаяние.
Становилось поздно. Лаоклейн попросил Дару побыть одной. Криф был готов рассказать свою историю. Весь вечер он обдумывал, что скажет Лаоклейну, поэтому, когда начал свой рассказ, речь его лилась плавно.
Буквально через десять минут Лаоклейн постучал в дверь комнаты Лесли.
Продолжительное время за дверью было тихо. Потом дверь открылась, перед ним стоял Никейл. Он почувствовал себя неловко, когда увидел Лаоклейна.
Лаоклейн ухмыльнулся:
– Ну, как тебе нравится сверхурочный ночной дозор? – Он смотрел в глубину комнаты, где на кровати лежала голая Лесли, явно в гневе.
– Ночной дозор? Да, милорд, это наслаждение. – Никейл тоже ухмыльнулся.
– Ты свободен. Можешь идти. Я поговорю с леди.
Лаоклейн открыл Никейлу дверь, чтобы тот ушел, а сам вошел в комнату и снова закрыл дверь.
Лесли подняла руку, чтобы прикрыть грудь, но потом опустила ее. В один миг она встала и обернулась в простыню. В какой-то момент она предстала перед ним совершенно обнаженной, но Лаоклейн не проявил к ней никакого интереса. Он смотрел на ее распухшие губы и улыбался.
– Ты сделала свое дело, дорогая. Я не нуждаюсь в его продолжении. Мои люди следят за всем. Впредь этого не забывай.
– Как ты мог привезти ее сюда. Английская шлюха еще хуже любой шотландской девки! Ей здесь не место. Оно мое!
– Нет, – ответил Лаоклейн гневно. – Оно никогда твоим не было и не будет! Киарром руководила жадность, когда он отправлял тебя сюда и пообещал то, чем он не может распоряжаться. До сих пор я терпел тебя, но ты больше не будешь злословить о моей жене. Ты уедешь отсюда с первыми лучами солнца.