Ее взгляд скользил по его лицу от глаз, в которых был вызов, до тонкого, красиво очерченного рта. Большие густые ресницы вуалью прикрыли ее глаза. С трепетом Дара почувствовала, как к ее губам прикоснулись его губы. Сухие, испытующие. Никогда ее так не целовали, у нее не было опыта. Дара не знала, как оказать сопротивление. И она не могла этого сделать. От возбуждения она ослабла. Ее руки больше не отталкивали Лаоклейна.
Когда он поднял голову с легкой торжествующей улыбкой, глаза его смотрели дерзко и многообещающе.
– Ты знаешь, я не отказываюсь от своих желаний.
Дара чувствовала себя униженной, потерпевшей поражение.
– Тогда не желай меня, милорд.
Лаоклейн смотрел на нее, когда она повернулась и стала подниматься по крутой лестнице, зная, что он провожает ее взглядом.
Сквозняк погасил факелы, висящие в железных скобах. На нее падали причудливо искаженные тени.
В своей комнате, ставшей убежищем, она зажгла свечу и поставила рядом с камином. Она стала причесываться. Руки двигались медленно и небрежно. Внизу прозвучала шотландская волынка. Дара знала – это сигнал к трапезе. Она вытянулась на кровати и смотрела на затворенное окно. Она не могла думать о еде. Окно было плотно закрыто ставнями, чтобы ветер и холод не проникали внутрь. Пребывание в этой комнате казалось Даре заточением.
Эта длинная ночь прошла, как и еще две, бесконечные и полные волнения. Вернулся Гервалт с новостями о замке Чилтон. Но и тогда ей все равно пришлось ждать, потому что Лаоклейн решил выслушать новости один на один, в то время как Дара нервничала, тихо злясь и боясь остаться в неведении.
У Лаоклейна такого намерения не было. На время он забыл о ней. Он быстро отдавал приказы слугам, суетившимся, собирая на стол. Сдерживая свое нетерпение, он попросил Гервалта попридержать новости до тех пор, пока не поест. Они сели в крошечной комнате. Сквозь высокое окно с открытыми ставнями внутрь проникал солнечный свет. В комнате стоял лишь красивый резной стол, два стула с жесткими спинками и глубокое кресло с подушкой, в которое ни один из них не сел.
Гервалт ел с жадностью, пренебрегая манерами и утоляя жажду большими глотками мальвазии. От усталости на его простом широком лице появились морщины. Его одежда, которую он не снимал три дня, была в пятнах. Наконец, закончив есть, он отодвинул от себя блюдо с обглоданными костями и корками хлеба и перешел к новостям, которых Лаоклейн так терпеливо ждал.
– В замке немного увидишь: запертые ворота да усиленная охрана. Фермеры сидят по домам, да и жители деревни не менее осторожны.