– Ну… – задумался он, – по всякому, наверное, религией, политикой… Через телевидение, прессу… да через всё, если так рассудить. Нам навязывают абсолютно всё: кого выбирать, во что одеваться, что читать, что есть и пить, куда ездить на отдых, даже каких девушек любить.
– Да-а-а? – изумился Апрель. – Широко, я бы сказал, с размахом. А где располагается непосредственное ядро управленцев?
– Я не знаю.
– Но оно есть? Ядро должно быть обязательно, без него не возможно было бы создать общество с таким сильноподчиненным сознанием.
– Наверное, есть, но я не знаю, где. Возможно, в нашей стране одно ядро, в Америке другое, там тоже люди подвешены на крюки за все бока, но им вдолбили, что они самая сильная и свободная нация на свете, во что они свято верят.
– Так у вас здесь даже разные способы манипуляции имеются?
– Да, еще какие. Сегодня вечером, – Артём посмотрел на часы, – будут передачу про Корею показывать, увидите еще одну отлаженную систему манипуляции громадным количеством народа.
– И это все не является секретом? – Апрель доел огурцы и отодвинул тарелочку. – Все, как и ты, знают о том, что ими манипулируют?
– Да, большинство знают, догадываются, по крайней мере, если не совсем еще отупели.
На душе у Артёма отчего-то сделалось тоскливо.
– Как интересно… – Сенатор поднес к лицу чашечку и стал вдыхать кофейный аромат.
– Чтобы вам понять лучше наше общество, вам нужно хотя бы один раз посмотреть наше телевидение и прочесть хотя бы одну газету.
– У тебя есть все это?
– Да.
– Я хотел бы приступить немедленно.
– Кофе не будете?
– Нет, вкус неприятный. Еще я хотел бы узнать поподробнее о религии и политике, особенно о религии.
– Попробую просветить в меру сил и возможностей, – вздохнув, Артём залпом допил пиво. Всё происходящее продолжало казаться некой иллюзией, почти цирковой мистификацией.
* * *
Птица приземлилась неподалеку от туманной границы, отделявшей сумеречную Альхену от Альхены, озаренной жарким светом Бетельгейзе. По крылу Грэм соскользнул на землю. Голова кружилась, он чувствовал себя хмельным от ветра и аромата перьев.
– Грэм, – птица склонила голову, глядя на него плоским круглым глазом, – я бы хотела сказать тебе кое-что на прощание.
Юноша кивнул, поправляя рукояти мечей за плечами.
– Не стоит особо доверять голосу, не имеющему лица и лицу, не имеющему имени. Слушай собственное сердце – оно твой лучший проводник.
– Обещаешь, что найдешь старика?
– Обещаю.
Она взмахнула крылами, бесшумно вспорхнула, устремилась ввысь и растворилась в голубом сиянии Рима.
* * *
Войдя в храм во второй раз, Титрус опустил тяжелую железную задвижку, запирающую двери изнутри, сбросил мантию и присел у подножья статуи. Сердце билось чуть ровнее – начинал свое действие подкрепляющий напиток. Хотелось прилечь у каменных ног безликой женщины и полежать неподвижно какое-то время, но Титрус боялся заснуть. Он и сам не знал, почему он так боялся заснуть в храме.