Теперь игра перестала быть игрой двоих – она превратилась в спортивное зрелище. В устремленных на нее глазах Сара видела нетерпение – болельщикам требовалась развязка. Она могла бы поклясться, что губы Кристины улыбаются, хотя различить улыбку сквозь застилавшие глаза слезы было трудно. Не смей плакать, повторила себе Сара.
Вероника опустилась на колени. Саре пришла на память грязная узкая улочка, незнакомка, и ей захотелось вдруг оказаться там, в прошлом. Что угодно было лучше, чем ЭТО. Что угодно, только не висеть пригвожденной к стене на виду у них.
Язык Вероники постепенно нашел все, к чему стремился, а Энтони стоял и смотрел на свою узницу, отданную им на время во власть стриженой черноволосой француженки, чей рот сейчас познавал вкус Сариного тела.
Стоявшие у порога начали медленно приближаться. Дожидался ли каждый из них своей очереди или же всех троих удовлетворит только созерцание?
Сара пыталась заставить себя не ощущать того, что с ней делала Вероника, ей хотелось отключиться от реальности, но по мере приближения Джея, Стивена и Кристины язык Вероники двигался все быстрее. Таким же быстрым становилось и дыхание Сары, хотя она всеми силами старалась сдерживать его. Стивен не спускал взгляда со своей жены, стоящей на коленях между Сариных ног. Хорош союзничек, пронеслось у Сары в голове, – похоже, что эту картину он видел и раньше.
Внезапно память ее совершила скачок назад, в прошлое, перенесла ее из красной темницы в апельсиновый сад, где Томми и Лэйн прижимали к земле десятилетнюю девчонку, а стоявший меж ее ног на коленях Джером пытался справиться со своими нервами и своим маленьким петушком. Под взглядами мальчишек Сара казалась тогда себе барахтающейся в грязи. Сейчас все повторялось – только распята она была не на земле, а на стене и зрителей собралось больше.
Вероника поднялась, утирая рот тыльной стороной ладони. Бриллиант на ее пальце сверкнул – он тоже издевался над Сарой.
– Ну, так что же нам с ней делать? – спросила Вероника остальных.
Сара прикрыла глаза. Несмотря на то что платье оставалось на ней, она чувствовала себя нагой. Вот так же ее могли привязать к позорному столбу в какой-нибудь деревне – выставить объятое ужасом тело на обозрение толпы, чужаков. Чужаки обступали ее и сейчас, и первым среди них был Энтони. А может быть, ей только казалось, что он чужак, – в таком случае он не совершил бы никакого предательства. Больше всего Сару унижало то, что она верила, будто он знает, где лежат границы дозволенного, и уважает их.
Подойдя к стене, Вероника положила руну на дубинки, пальцы ее ласково поглаживали дерево. Но сняла она с крюка хлыст. Джей ободряюще улыбнулся и кивнул. Сара надеялась, что сейчас ее исхлещут, причинят ей боль. Боль не так унижает, как наслаждение. Она проще – клочья кожи, кровь. Если же они заставят ее кончить…