– Хочу быть честным с тобой, Сара. Лихорадка тут же прекратилась, в горле похолодело.
– То есть до сих пор ты им не был?
В его тоне звучало нечто тревожное – как предупреждение о надвигающейся буре или посторонний шум в двигателе легкого самолета.
– Не думаю, что был с тобою нечестным, я просто не говорил тебе всего, Сара. Та женщина, с которой я был когда-то связан, – в плане чувств для меня все закончилось, но мы до сих пор видимся с нею.
– И спите?
– Да. КОГДА-НИБУДЬ и это закончится, но пока…
– А тебе не кажется, что гораздо честнее было бы рассказать мне об этом сразу же? До того, как мы легли в постель?
– Сара, не дави на свои права. Ты легла со мной в постель в тот же вечер, что мы встретились. Не мог же я тут же рассказать тебе всю свою жизнь.
– А, поняла. Правда приходит позже, после – чего? Двух встреч? Двух недель? Знаешь, мужчины вроде тебя должны носить на цепочке опознавательные знаки, что-нибудь типа «Я дерьмо. Не верь мне. Я просто хочу потрахаться». Вот это будет честно, да и для кармы твоей безопаснее.
Лицо Энтони смягчилось, и это сделало Сару более подозрительной.
– Мне не просто хочется потрахаться. Я хочу быть с тобой, Сара. И не собираюсь ничего скрывать.
Глаза его говорили еще больше. Они вбирали в себя ее злость, согревали, приносили облегчение. На мгновение она задумалась – а не испытывает ли он ее, выдумав такую историю, которая выведет ее из себя, а он будет сидеть и наблюдать со стороны? Но слишком диким ей это представлялось для того, чтобы поверить, – или слишком пугающим.
Сара отвела взгляд и сделала выдох, такой энергичный, что едва не задула свечу.
– Я верила тебе, – произнесла она скучным, беспощадным голосом. – Я верила, что, если мне захочется узнать о тебе что-нибудь, ты расскажешь мне об этом еще до того, как мы станем раздеваться. А подобные вещи неизбежно попадают в разряд тех, что я должна знать. Сукин ты сын. Может, у тебя еще что есть? Несколько жен, разбросанных по стране? Дюжина детей?
Склонившись над столом, Энтони положил свою руку поверх ее.
– Сара, остановись, в тебе говорит злость.
Вновь ее пронзило ощущение того, что вот-вот будет подведена черта, за которой она и получит то, что ей причитается.
– Злость? Нет, это еще не настоящая злость. Это младенческая злость. А я могу дойти до докторской степени.
Но уверенность оставила ее. В вечер их встречи она позволила себе пренебречь первым правилом любой игры: не допускать мысли, что твой противник – не игрок. Сделав глубокий вдох, Сара заставила себя перешагнуть через собственный гнев.