– Я сама с ним поговорю.
– Сообщение передал его секретарь, синьора.
Эмили снова уселась на диван, чувствуя себя глупо. Читать она больше не смогла, так как в голову лезли мысли о его городской квартире. Но почему она волнуется? Про квартиру она знает, и про то, что у него намечалась важная сделка, она тоже знает – он сам ей об этом сказал несколько дней назад. Так что ее беспокойство напрасно. Конечно, он мог бы сам ей позвонить. А что она ему ответила бы? Пожалуйста, приезжай домой, я скучаю! Это почти признание в любви, а так ей поступать не стоит. Пусть все останется как есть.
* * *
Когда Раф наконец вернулся, то поцелуй его был небрежный, а после обеда он заявил, что ему надо поработать. Эмили сделала вид, что ее это не обижает, и сказала, что пораньше ляжет спать.
– Очень хорошо, – ответил он, обошел вокруг стола, поцеловал ей руку, потом щеку. – У тебя усталый вид, mia cara. Я предупрежу слуг, чтобы тебя не беспокоили.
Прошло много времени, прежде чем она услышала, как он поднимается наверх, увидела, как зажегся свет под дверью соседней комнаты. Потом свет погас, наступила унылая тишина. Эмили тяжело вздохнула. Она поняла, что. Раф посылает ей знак о том, что их брак подходит к концу.
Эмили смотрела в темный потолок, и ей было страшно. Страшно даже плакать.
Последние две недели она стала замечать любопытные взгляды окружающих, а также перешептывания, которые прекращались, стоило ей приблизиться. Возможно, ее жалели. Раф, ничего не объясняя, просто держался от нее на расстоянии. Дополнительным унижением для Эмили было то, что горничная Аполлония точно знала, когда граф прекратил спать с женой. А раз знала Аполлония, то и для остальных слуг не было секретом, что дни пребывания графини в Италии сочтены.
Эмили догадывалась, что для знакомых не станет неожиданностью, когда ее брак с Рафом распадется. Друзья, разумеется, будут сочувствовать, а ей будет их не хватать по возвращении в Англию, где ее ждет совсем другая, уединенная жизнь. За последнее время у нее совершенно пропал аппетит. Раф теперь редко обедал дома, а она ела исключительно, чтобы не огорчать Розанну. И вообще с тех пор как стала спать одна, Эмили постоянно была на взводе. Она начала отказываться от приглашений – не хотелось никого видеть, даже Фиону.
Ей часто вспоминались слова Рафа. Кажется, он так сказал: «Клянусь, что настанет время, когда ты захочешь меня так же сильно, как я сейчас хочу тебя. И тогда… да поможет тебе Бог».
И вот, видно, это время настало.
Эмили проснулась на рассвете, ее трясло, к горлу подступала тошнота. Она едва успела добежать до ванной, где ее стошнило. Привалившись спиной к кафельной стене и закрыв глаза, она ждала, когда утихнет головокружение. Наверное, это происходит оттого, что последнее время она сама не своя. Господи, как глупо было надеяться, что вполне достаточно любви только с ее стороны! Неужели она рассчитывала, что сможет влюбить его в себя? Он ведь никогда не обещал, что их отношения будут вечными. Если бы она согласилась на обычный развод, то сейчас не испытывала бы этого ужаса.