— Так точно. Майор Столяров. А в чём дело?
— Вам необходимо проехать со мной. Будете свидетелем.
— Чего? Каким свидетелем?!
— Увидите. Вот приказ Командующего. Оставьте дела на заместителя и идёмте. Это очень срочно, машина ждёт.
Младший лейтенант смотрел на майор умоляющими глазами, и Александр решился.
— Хорошо. Едем…
Лагерь представлял из себя всего два барака. Один — для охраны. Второй — лагерная амбулатория, как гласила вывеска на двух языках: немецком и русском. Сами пленные размещались в выкопанных руками в земле норах, вход в которые прикрывали потерявшие всякий вид шинели. Пол в норах устилали мертвецы. Со впавшими щеками, обнажившимися в оскале зубами. Их одежда ещё шевелилась от сплошного слоя вшей. Неподалёку, за колючей проволокой, был выкопан ров, в который сваливали трупы. Покрытые тонкой корочкой прозрачного льда они блестели на ярком зимнем солнце. Одетые и голые. Целые, и с отсутствующими конечностями, отгрызенными то ли одичавшими собаками, то ли волками. А может, и людьми? С обглоданными крысами пальцами, отъеденными ушами. Глаза у кого были, а у кого и нет. Вороны успели поживиться. Все трупы в последней стадии истощения… Александр видел, как двое бойцов осторожно вели под руки чудом уцелевшего. Он был абсолютно лыс, ноги опухли так, что было видно даже через тряпки, укутывавшие ступни. Морщинистые землистые щёки, впавшие тусклые глаза, чудовищный трупный запах, исходивший от вроде бы ещё живого существа… Назвать его человеком не поворачивался язык. Настоящий живой труп… Круглолицая молодая казачка, стоящая возле саней, на которые укладывали освобождённого, не сдерживала эмоции:
— Ой, люди добрые! Да что же тут деялось… Изверги энти, как из норы люди выйти не можуть, так залезут всей кучей и прыгають, поки земля не завалиться. Иной раз смотришь, а холмик всё шевелиться, несчастные из-под низу выкопаться пытаются. И не кормили их последние деньки уже ничем… Поначалу то две с лишком тыщи было тут, у лагере. Почитай все три без малого. А засим — меньше, меньше… Их и собаками травили, и живьём в ров скидывали, силушек то нема у бедолаг с голоду, не выбраться им оттель… Да ещё палками кидаются, или камнями… Последнее время и не стреляли по ним. Вытащат наружу, разденут, водой обольют, и всё… У них и тепла то в теле нет, не с чего взяться… Ой ты ж лишенько, ой ты ж горюшко людское…
Майор скрипнул зубами: ещё один вопрос к Бригитте. Первый — за сорок первый год, за сожженных заживо. И второй, за сорок третий — за Сталинградский лагерь для пленных…
— Я ж и говорю, хохлы энти, что звери! Немцы такое не делали! Что они вытворяли… Ось там, под тем столбом, лежит один лейтенант-лётчик. Его раненым принесли, нога стала гнить. Так они его на козлах, пилою, что дрова пилят, живьём… Изверги!