Мэри-Джейн принадлежала к числу тех сумасшедших Мэйфейров, которые не сочли нужным перебраться в Новый Орлеан и редко – а то и никогда – не поднимались по деревянным ступеням знаменитого новоорлеанского представительства Фонтевро, иначе известного как особняк на углу Сент-Чарльз-авеню и Амелия-стрит.
Если уж быть до конца честной, Моне до смерти хотелось увидеть Фонтевро и сохранившийся до сих пор дом с шестью колоннами наверху и шестью – внизу, пусть даже его первый этаж был на три фута залит водой. Следующим по значимости желанием было увидеть легендарную Мэри-Джейн – кузину, лишь недавно вернувшуюся «издалека», увидеть, как та привязывает свою пирогу к перилам лестницы или переправляется по стоялой воде через илистый затон, чтобы сесть за руль грузового пикапа и съездить в город за провизией.
Все только и говорили о Мэри-Джейн Мэйфейр. А все потому, что Моне было уже тринадцать и теперь она стала единственной наследницей, имевшей право на распоряжение легатом, а следовательно, могла по своему желанию выбирать, с кем и как строить отношения. Исходя из этих обстоятельств, родственники считали, что Моне должно быть особенно интересно и полезно поговорить с деревенской кузиной, которую называли «блестяще одаренной», «обладающей выдающимися экстрасенсорными способностями» и которая пыталась постичь те же тайны, что и Мона, но делала это по-своему.
Девятнадцать с половиной… Пока Мона лично не встретилась с этим удивительным созданием, она считала, что в таком возрасте уже невозможно сохранить истинно юную душу.
Мэри-Джейн, похоже, стала наиболее интересным открытием, сделанным с тех пор, как они занялись поисками в стремлении собрать вместе всех Мэйфейров. Пожалуй, такое открытие можно назвать предопределенным: они неизбежно должны были наткнуться на подобный атавизм и обнаружили его в лице Мэри-Джейн. «Интересно, – думала Мона, – что еще выползет из этого болотца?»
При мысли о полузатопленном доме на плантации – великолепном и величественном памятнике греческого Ренессанса, постепенно погружающемся в тину, Моне становилось не по себе. Как это ужасно: обломки известки и глины, с шумом падающие в мрачные воды, рыбы, проплывающие мимо балясин лестничной балюстрады…
– Что, если дом рухнет и похоронит девочку под своими обломками? – волновалась Беа. – Ведь он уже наполовину в воде! Ей нельзя там оставаться. Малышку непременно следует переселить в Новый Орлеан.
– Болотная вода, Беа, – отозвалась Селия. – Болотная вода, помни. Это не озеро и не Гольфстрим. Кроме того, если ребенок не понимает, что надо выбираться оттуда и увезти пожилую женщину в безопасное место…