Было очень светло, отовсюду неслась музыка. В пивной «Медведь» хором пели немцы.
Две полицейские машины стояли посредине площади. Наряды скучали. На Каракёй редко что-либо происходит.
Медленно проехала извозчичья пролетка. В ней стоял Ганс Айсман, знаменитый комик, и что-то произносил в пространство. Его облепили четыре девушки. Он возвышался над ними, будто выныривал из волны.
Мне остро захотелось искупаться. С наступлением темноты совсем не посвежело, даже наоборот. Возможно, близилась гроза.
— Хотите стаканчик, эфенди? — предложил бармен за выносной стойкой. — Чем возвращаться в темень и духоту — смотрите, какое небо!
Я посмотрел. Неба не было видно совсем.
— Давайте, — согласился я. Напьюсь. — Ваше здоровье, эфенди.
— И ваше, и всех ваших близких…
Стаканчик был мизерный, но виноградная водка в нем — очень крепкая. И очень ароматная.
Потом я вернулся. Скулы у меня одеревенели. Зойка сидела за столиком журналистов. Кто-то еще подсаживался. Она, как всегда, стягивала народ.
— Хочешь потанцевать? — спросил я одну из отодвинутых журналистских девочек.
Она согласилась. Ее звали Тина. Она приехала недавно из Симферополя.
— Зоя с вами? — спросила она.
— Скорее наоборот, — сказал я.
— Вот как?
— Да. Я ее раб… — я врал, но даже как-то не слишком врал. По-настоящему соврать не получалось. — Я проиграл ей два месяца личной свободы.
— Проиграли?!
— В карты. Она слишком хорошо играет в карты. Я не знал. Не думал, что так вообще можно играть. — А… э-э…
— У нее есть друг. Если вас интересует именно это. Он скоро придет сюда и разрушит ее чары.
— А у вас? Кто-то есть тоже?
— Не знаю. Кажется, нет.
— Разве можно этого не знать?
— Иногда так получается. Вот у вас — есть? Она оглянулась через плечо.
— Кажется, я вас понимаю…
— Нет, — сказал я. — Вовсе не то, что вы подумали.
Год 1961. Зден
31.08. 20 час. 45 мин
База «Саян». Ракетный капонир
Я не сразу понял, что именно вижу перед собой, и с минуту, не меньше, всего лишь тупо всматривался в открывшуюся мне картину. Перед глазами была зеленого цвета заиндевевшая металлическая стена в строчках точечных сварных швов, в стене зияли люки, к люкам тянулись разноцветные шланги, вздрагивающие от внутренней пульсации. Висели гроздья проводов. В пространство между концом трубы, из которой я очень осторожно высовывался, и зеленой стеной — неширокое такое пространство, рукой не дотянуться, но не дотянуться совсем чуть-чуть — слева врезался безумный белый свет. Пар от дыхания пылал в этом свете… Я лежал и смотрел, и пытался понять, что же я перед собой вижу такое странное и что вообще мне дальше делать. Наконец, дошло: это была ракета, но не лежащая в лотке на спине траспортера, как ей положено, а стоящая вертикально, в позиции готовности к пуску. Я понял это и внезапно успокоился.