Надо сказать, я приложил много труда, чтобы привести машину в приличный вид. Я перебрал практически весь механизм, залил свежего масла, сменил свечи. Сейчас двигатель заводился с пол-оборота, и я мог развить вполне приличную скорость.
Ведя машину по Уатфорд-авеню, я сказал как бы между прочим:
– Женщины, конечно, могут быть деловыми, но у них есть маленькие слабости.
– Что вы имеете в виду?
– Может быть, я лезу не в свое дело, но, раз вы спросили, я отвечу. У вас работа весьма специфичного свойства. Я не знаю деталей, да и не хочу их знать. О'кей. Вы уезжаете в Париж. Почему бы не предположить, что найдется ловкий делец, который воспользуется вашим отсутствием и попытается подкупить женщину. Женщины ведь так падки на подарки. Это старо, как мир.
Он приложил короткие смуглые пальцы ко рту, сдерживая лающий смех.
– Неужели вы имеете в виду Эмми? Что навело вас на подобную мысль? Подкупить Эмми?! Уму непостижимо! Я знаю ее добрых десять лет. И все эти годы она работала безупречно, у меня не было ни одной претензии к ней. Это действительно так. Эмми – мои глаза и уши, я доверяю ей больше, чем себе самому!
– Понятно…
На следующее утро я отвез супругов в аэропорт, чтобы они могли улететь десятичасовым самолетом. Зерек вновь был в своем ужасном пальто и прижимал к груди объемистый портфель, словно боясь, что его вот-вот украдут. На Рите был твидовый костюм, а через руку перекинуто меховое манто.
Я первый раз видел ее в юбке и едва узнал. Мои глаза уставились на ее ноги, достойные Марлен Дитрих, – длинные, изящные, восхитительные. Преступление прятать такую красоту под брюки!
Она дала мне подробные инструкции о режиме кормления цыплят и показала, где хранится корм. Она обращалась со мной так, словно я был восковым манекеном: не глядя в мою сторону, с холодным выражением глаз и равнодушным лицом. Я изнемогал от желания обнять ее, и она знала это.
Оба не промолвили и пары слов друг другу на пути в аэропорт. Сидели бок о бок на заднем сиденье, и, насколько я мог видеть в зеркальце, Рита с каменным выражением на лице равнодушно смотрела в окно.
Зереку ничего не оставалось, как завести разговор о шахматах, о той партии, которую мы сыграли прошлым вечером. Рита была наверху, упаковывая чемоданы, и я показал муженьку, на что способен. Но даже перед угрозой неотвратимого мата он не сдался и играл до конца.
Я слушал его, но мысли мои вертелись вокруг этой женщины. Я удивлялся, как она может ходить с ним по улицам, когда он одет в это ужасное пальто. Он ездит со мной с работы и на работу в машине – это еще куда ни шло. Но в Париже!..