— А теперь ты послушай меня, Гастон, — заговорил Филипп с металлом в голосе, сознавая, однако, что кузен совершенно прав, и оттого еще пуще злясь. — Сегодня тридцать первое мая, день моего совершеннолетия. Отныне я самостоятельный человек; твоя опека надо мной закончена. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Ты всегда был и навсегда останешься моим другом и старшим братом. Я по-прежнему буду прислушиваться к твоим советам, но не позволю тебе помыкать мной. Я решил жениться на Луизе и женюсь. Мне очень жаль, что ты так решительно настроен против этого брака, я хотел бы ощущать поддержку с твоей стороны, но это не изменит моих планов. Надеюсь, я ясно выражаюсь?
Гастон обреченно вздохнул:
— Да уж, куда более… А что будет с Амелиной? Вдруг она беременна?
— Это исключено!
— Так-таки исключено? — не унимался кузен. — А если нет? Почто тебе знать?
Симон дернул его за рукав.
— Гастон, отдай за меня Амелину. Мои родители согласны.
Д’Альбре поморщился. Он слышал это предложение не раз и не дважды. Симон был просто помешан на Амелине, и это обстоятельство привносило в его дружбу с Филиппом элемент соперничества.
— Ну, и что мне с тобой делать? — произнес Гастон. — Видно, Сатана наконец прислушался к твоим молитвам… А вдруг окажется, что Амелина ждет ребенка?
Симон метнул на Филиппа торжествующий взгляд и в припадке столь свойственного ему благодушия заявил:
— Я назову его своим!
— Браво! — с притворным воодушевлением воскликнул Гастон, похлопывая его по плечу. — Ты всегда был самым лучшим из нас, хотя далеко не самым умным. Что ж, ладно, если тебе удастся уболтать Амелину, я возражать не стану. А теперь, малыш, будь так любезен, поменяйся с Филиппом одеждой.
— Зачем? — спросили Филипп и Симон почти одновременно.
— Потому что после брачных игр твой наряд стал несколько непрезентабельным, — объяснил Филиппу Гастон. — А когда мы приедем в Кастель-Фьеро, ты должен выглядеть надлежащим образом.
— Ага… Кстати, что вы замышляете?
Переглянувшись с Шатофьером, Гастон ответил:
— Всему свое время, братишка. Потерпи еще немного.
Филипп пожал плечами и взял из рук Симона его камзол.
— Скоро ты поймешь, — угрюмо отозвался Эрнан, — почему я медлил с вызовом Гийома на дуэль. Сначала он должен быть уничтожен морально, а лишь потом — физически.
Филипп уже начинал подозревать, что к чему.
— Похоже, сегодня день сюрпризов, — заметил он.
— Это уж точно, — сказал д’Альбре. — Мы приготовили для тебя сюрприз, ты нам сюрпризик подсунул… чтоб тебе пусто было. А твоему отцу и братьям мы скоро такой подарочек преподнесем, что им тошно станет.