– Нет, – вдруг холодно сказала Оксана, – нет. Не прощу. Ты только подумай – я нашла у него в кармане фотографию, на которой он, отец моих детей, с этой шлюхой…
– Ой! – сказала Соня, заметив вытянувшуюся от любопытства мордочку Танечки и локтем сдвигая со стола чашку. – Прости, опять разбила!.. А давай… еще чаю выпьем, а?..
Оксана встала у окна: белая, большая, красивая – как холодильник.
– Вот скажи, ты бы простила? – бесстрастно спросила Оксана. – ТЫ ПРОСТИЛА БЫ СВОЕГО МУЖА? Если бы увидела такое?
Соне вдруг стало противно – в конце концов, Левка в сорок лет мог бы и не рассовывать по карманам свои интимные фотографии. Она представила, как она сама вытаскивает из кармана смятую фотографию, расправляет, смотрит и не верит своим глазам – ЧТО ЭТО? – и опять смотрит, и вдруг узнаёт своего мужа…
– Ох, нет. Я бы не простила, – Соня в ужасе потрясла головой и твердо добавила: – Ни за что не простила бы. НИ ЗА ЧТО. Ты тоже не прощай.
Левка уже два часа стоял внизу, стоял, грея под курткой букетик в гофрированной желтой бумаге, и смотрел на свои окна. Он ужасно замерз, но не хотел садиться в машину, – ему казалось, что если он будет ждать здесь, под окном, и мерзнуть, то Оксана его простит. Представлял, что там происходит. Как Соня вошла, как Оксана бросилась затирать грязные следы мокрой тряпкой…
– Ты целый день на работе, – говорила Оксана, – а мне с детьми погулять надо, накормить их надо, пол протереть мокрой тряпкой надо…
Эта ее тряпка…
– Оксана, пойдем в гости?.. Оксана, пойдем спать?.. Оксана, Оксана…
– Не могу, мне еще пол протереть мокрой тряпкой… Оксана – героическая женщина, ей ничего не хотелось для
себя, только для детей. Танечка и Олежка прежде всего ее дети, а уже потом его. Оксана – генерал: доложи, что сделал по вверенной тебе семье. И он, ефрейтор, отчитывается.
Нет, все-таки Оксана – героическая женщина, растит двоих детей. Но… сколько их, героических с двумя детьми, в этом районе, в этом доме, бегают через пустырь… Так почему именно Оксана?..
Она все делала очень значительно – стирала, кормила детей, протирала пол этой своей тряпкой. И любая мелочь, любой детский анализ мочи превращался для нее в важное событие – не то чтобы ребенок просто пописал в баночку, а он просто отнес через пустырь и поставил баночку на покрытый рыжей клеенкой стол, а событие дня…
У нее оказалось множество простых, определяющих распорядок жизни правил: Новый год – семейный праздник, на собрание в школу должен ходить отец, в субботу – рынок, уборка, обед как кульминация дня, вечером кино по телевизору. Это не была борьба или война, в войне снуют маленькие победки от одного к другому, здесь же была не война, а мирное наступление Оксаны на его жизнь… РАДИ ДЕТЕЙ. Единственное его право – уходить раз в неделю развлекаться одному, и то лишь потому, что Оксане ничего, кроме ее мирка, не нужно… Она не понимала, зачем гости, зачем ходить к Игорю, тратить деньги на цветы, коньяк? Ну и он ходил один, и был там один, – не считая девушек, хороших и разных.