– Насчет стереотипа это точно. Мой стереотип – лопоухие с кривыми носами. Те, кому показана ринопластика, ото-пластика, эндолимфатический лифтинг… А ты была когда-нибудь сильно влюблена?
– Сильно? – деловито уточнила Соня. – Сколько себя помню, всегда была влюблена. Я женщина исключительно сильных страстей.
Она мысленно перечислила все свои любови – длинный список в детстве и что-то ничего нет в юности… Она и правда потом уже никогда не была влюблена, как будто вся любовь, отпущенная на ее долю, уже закончилась на этих детских страстях. Хотя всепоглощающую любовь Соня все-таки испытала – к только что родившемуся Антоше. Когда принесла Антошу домой из роддома, не спала ночами, прислушивалась к дыханию сына. Рядом спал Головин, такой по сравнению с неслышно дышавшим младенцем огромный и такой ненужный. Потом это почти прошло.
– А тебе какие мужчины нравятся? Красавчики, мачо?
– Все, – потупившись, тоненько протянула Соня.
– Так вы нимфоманка, девушка?
– Ага.
– Так сколько же у вас было мужчин, дорогая?
– Сколько? – Соня задумчиво глядела в потолок. – Так сразу и не скажешь. Если честно, ну, совсем-совсем честно… ты сто двадцать восьмой.
– Эх ты, могла бы соврать культурно. Нетактичная ты у меня… надо же, сто двадцать восьмой.
Вроде бы шутка, но что-то в его глазах и в голосе странное – обида? Соня наклонилась над Князевым, закрыв его влажными спутавшимися волосами, и зловещим шепотом сказала:
– Хорошо. Только подумай – хочешь ли ты узнать правду, потому что это ОЧЕНЬ СТРАШНАЯ ПРАВДА, и, может быть, тебе лучше ее не знать…
Князев серьезно кивнул:
– Ты что, Соня… ты мне можешь все про себя рассказать. Если хочешь, конечно…
– Хорошо, – помедлила Соня, – слушай мою страшную тайну… Ты у меня второй. Самый второй.
Алексей шлепнул ее по руке:
– Ну Сонька… А я ведь и правда подумал, что у тебя какая-то тайна… Например, тебя в детстве изнасиловал учитель… А ты как молоденькая девушка, они всегда говорят – ты второй. Взрослая женщина, и такая нахальная врунишка…
Соня таинственно улыбнулась – не хочешь – не верь, уставилась глаза в глаза и зашептала ведьминским голосом: «Нет, ты первый, первый, единственный», и он на минуту поверил – первый, единственный.
– А ты? А у тебя? – И Соня приготовилась услышать долгую повесть.
– Ну… Любовь – это как будто дают пистолет: вот небо, вот цель, стреляй, куда попадешь. А глаза завязаны. Так что ничего у меня особенного не было, такого, чтобы тебя, Сонечка, удивить…
Соня неопределенно улыбнулась. Ничего особенного не было – это вообще что? Лучше бы он так сказал: ты, Сонечка, первая, первая, единственная ..