Паттерсон молча проводил его взглядом. Когда же Бромхед ушел, схватил телефонную трубку:
– Вера… соедините меня с мистером Уэйдманом.
В отдельном кабинете ресторана «Ше Анри» Паттерсон нетерпеливо ждал Эба Уэйдмана. Он то и дело поглядывал на часы, прикладывался к бокалу мартини.
Когда он позвонил Уэйдману, тот сказал, что ленч исключается: у него уже назначена встреча с клиентом.
– Дело очень срочное, Эб, – настаивал Паттерсон. – Мне необходимо переговорить с вами. Вы не можете перенести встречу?
– С чего такая срочность? – мялся Уэйдман.
– Оно касается вас. Я бы не хотел говорить по телефону.
– Ладно, Крис, – после короткого колебания согласился Уэйдман. – В половине второго… «Ше Анри»?
– Разумеется… Наверху.
По пути в ресторан Паттерсон выработал план действий. Теперь он не сомневался, что сможет нейтрализовать Уэйдмана, и его беспокоила лишь магнитофонная пленка, хранившаяся, по словам Бромхеда, у Шейлы. Но все в свое время, сказал он себе. Сначала Уэйдман, потом Шейла.
Пленка будет стоить денег, но скупиться он не собирался. И едва ли уж Шейла заломит слишком высокую цену.
Вошел Уэйдман.
– Извините за опоздание. – Они обменялись рукопожатием. – Утро выдалось ужасным, а теперь, чувствую, вы испортите мне и день.
– К сожалению, я не могу отложить этот разговор. Что вы будете пить?
– Как и вы… двойной мартини.
Паттерсон кивнул официанту.
– Так в чем дело, Крис? – Уэйдман сел, вопросительно глядя на Паттерсона.
– Давайте сначала закажем ленч. Раз уж мы здесь, можно и поесть.
Метрдотель принес меню, официант – бокал мартини для Уэйдмана.
Уэйдман сослался на то, что сегодня много работы, и попросил что-нибудь полегче. Ему предложили спаржу, семгу и овощной салат, с чем он и согласился. Паттерсон заказал то же самое.
Они поговорили о текущих котировках акций некоторых компаний, которые интересовали Уэйдмана, а после ухода официанта Паттерсон сразу перешел к делу:
– Меня тревожит миссис Морели-Джонсон.
Уэйдман окунул стрелочку спаржи в соус.
– Почему?
– К сожалению, вынужден огорчить вас, Эб, она передумала и отказалась от нового завещания.
Уэйдман не донес спаржи до рта.
– Передумала?
– Да, решила вернуться к прежнему завещанию.
Уэйдман даже потерял дар речи.
– К прежнему? – наконец выдавил он из себя. – Вы хотите…
– К сожалению, да. – Паттерсон смотрел на тарелку со спаржей, избегая взгляда Уэйдмана. – Я виделся с ней вчера. Она сказала мне, что картины Пикассо должны уйти в музей. Она, мол, еще раз все обдумала. И поскольку вам она не говорила о своих намерениях, следовательно, вы ничего не знаете. А она пришла к выводу, что жители этого города и туристы будут вспоминать ее мужа, если картины украсят стены музея.