— История, действительно, похожа на змею, кусающую собственный хвост.
— Не совсем верно, временами она напоминает кобру, изготовившуюся к атаке. Позвольте, сударыня… А теперь долгожданный сюрприз! — со значительной миной я вынул из ее рук листы с «Чингизиадой», достал трость, крепко щелкнул змея по носу и артистичным жестом перевернул тайник, чтобы перстень выпал в подставленную ладонь: — Алле, оп!
Перстня не было! Я выскреб из трости остатки пуха. Ничего… Представляю, каким идиотом я казался ей в эту минуту.
— Маша, он был! Был здесь еще вчера! Ты мне веришь?
— Конечно, верю, — ответила Маша, — и что там пряталось от света?
— Перстень с огромным рубином.
— Тот самый, о котором ты пишешь? Это что совпадение или шутка?
— Промысел судьбы! Знаешь, я уже убедился, если встаешь на тропу поиска, тебя, с одной стороны, стараются спихнуть. Но с другой — посылают ободряющие знаки…
— «Есть многое на свете, друг Арсений, что и не снилось нашим мудрецам…» Откуда у тебя этот раритет? — Маша указала глазами на тросточку.
— Наследство одного фокусника. Ничего не понимаю… Я всю ночь чуть ли не в зубах ее держал.
— Да, вот это фокус… У тебя, наверное, были попутчики?
При воспоминании об экстравагантной Анели я невольно опустил глаза:
— Была… попутчица.
— Какая-нибудь бодрая старушка донимала тебя рассказами о правнуках, и к утру ты уснул как убитый?
— Сознаюсь: она была красивая и молодая, к тому же с гривой рыжих волос.
— Все ясно… Наверняка поезд еще где-то в тупике. Если у проводника остались билеты, то эту красотку еще можно разыскать.
Близился вечер, в прозрачно-светлой, поредевшей листве ожили робкие фонари. Проспекты пылали неоновым пожаром, искрили колючими вспышками и всполохами. Я вновь взял ее за руку и пробормотал, словно извиняясь:
— Боюсь потерять тебя в этом море огней.
— Я тоже боюсь… Когда идешь одна, по огромному чужому городу, мимо зеркальных витрин, мимо шикарных авто и неоновых вспышек, мимо скользящих отражений, мимо равнодушных манекенов и людей с пустыми холодными глазами, мне кажется, что я — сон среди снов, плоское отражение в стекле. В этом кристальном городе нет ничего живого, настоящего. Здесь «быть» равняется «иметь». И даже не «иметь», а просто «казаться». Этот город выдуман злым волшебником.
Я даже не удивился ее словам, ведь это были мои собственные мысли:
— Я, Маша, родился в городе, но горожанином себя не считаю. Мои корни в Сибири.
— В крови шумят седые кедры и таежные реки бунтуют? — улыбнулась Маша.
— Нет, ты послушай! «В Сибири у нас народ другой, чем в России: вольный, смелый. И край-то у нас какой. Енисей течет тысячи километров, а шириною против Красноярска — верста. Берега у него глинистые, розово-красные. И имя отсюда — Красноярск. Про нас говорят: „Краснояры — сердцем яры“. Горы у нас целиком из драгоценных камней: порфир и яшма…»