— Все так просто? То есть напротив — сложно!
— Да!
— Простите, пани Анелия, но я старомоден, как «славянский шкаф». После такой тренировки боюсь провалить весь танец.
— Не будь каплуном, и все получится!
Она включила музыку и заперла дверь. Ее рыжие волосы разметались по черному шелковому платью. Ее обнаженные руки, жемчужно светлые, как перламутр, властно обнимали мою шею. Когда рядом девчонка с огненной гривой, подобная Анеле, легко вообразить себя кем угодно. Я положил руку на ее змеиную талию, вновь уколов ладонь грозовым электричеством, и очутился в ритмичном вихре. Я точно знаю, что мы не покидали зала с зеркальными стенами, но мне казалось, что нахожусь в восточном храме, среди массивных колонн и барельефов, изображающих все позы Камасутры, недостижимые, как абсолютный полюс.
Нелли трясла меня за плечи:
— Мачо, ты заснул?
— Бодрствуйте и трезвитесь — сказано в священных текстах, чтобы не проспать самого главного.
— Подожди, я сейчас.
Нелли ненадолго исчезла и вернулась с чашкой чая:
— «Вкус чая напоминает вкус дзен».
— Я мало знаком с учением дзен.
— Ты имеешь шанс узнать больше. К примеру, на востоке чай называют напитком мудрецов!
— Надо же! Что же в нем такого мудрого?
— Однажды Бодхисатва уснул во время созерцания премудрости. Этот проступок показался ему настолько ужасным, что он тотчас же отрезал себе веки. Они упали на землю и проросли. Так появился первый кустик чая.
Нелли сидела на пушистом ковре в позе лотоса. Отставив изящный локоть, она наливала чай из крохотного фаянсового чайника.
— Да, ты глубоко постигла буддизм. А я, профан, даже не подозревал, что буддистки так хорошо танцуют!
Нелли метнула на меня взгляд, исполненный таинственного значения:
— Когда все закончится, давай поужинаем вместе.
— Всегда готов!
На любом мало-мальски стоящем карнавале есть свои король и королева. Под вздохи восхищения и вожделения они танцуют танец судьбы.
Мы танцевали медленный, чувственный и жестокий танец. Нелли вилась вокруг меня, как золотистое пламя, и мои исполненные силы и страсти, но угловатые «па» выгодно оттеняли ее возможности. Музыка сорвалась с нарочито медленной прелюдии, как срывается долго сдерживаемое желание. Я энергично прижал ее тонкое, обернутое шелком тело, и дальше все пошло само собой.
Старик Бернард Шоу оставил нам замечательное изречение, доступное любому переводу: «Танец есть вертикальное выражение горизонтального желания». Он был прав! Под восторженные аплодисменты мы покинули подиум, и я получил недолгую свободу от «ночной тигрицы».
После жаркого танца лицо горело. Я прошел сквозь душные, гудящие, как вешний улей залы, и вышел на крыльцо под медленно падающий снег. Постоял немного, хватая губами сладкие снежинки.