Парень дернулся как от удара, на глазах показались слезы.
— У меня мама тяжело больна. Мне ее покормить надо. А я сегодня за пол дня не смог ни заработать, ни украсть, — прошептал он.
— Угум-с… Хорошо. Веди к себе. Если это, правда, может, чем поможем, если нет, сдадим страже как вора, — на самом деле я не собирался этого делать. Выглядел он действительно голодным и замученным. Но, если он такой ответственный сын, то может быть и хорошим напарником. Махнув брату с сестрой не отставать, мы пошли за воришкой. Привел он нас в дворик, сильно напомнивший мне фильмы про Одессу. Длинный трехэтажный барак, с огромным количеством лестниц и дверей. Барак был квадратом, замыкающим по контуру небольшую площадку в центре, завешанную сохнувшим бельем, с небольшим пространством в центре, которое можно назвать песочница, где играло несколько детей. Оставив Сэма и певцов на улице, мы с Родом зашли за парнишей в помещение. Квартира, куда нас завел воришка, состояла из двух комнат. Совсем небольшая кухня и большая для таких трущоб жилая комната. В дальнем углу на кровати, укрытая старым и рваным одеялом лежала очень худая женщина.
Когда мы вошли, она встревожено поднялась на локте и напряженно посмотрела на нас. Ну что ж, не соврал. Я кивнул Роду и тот поставил на стол горшок с молоком и полбуханки хлеба, которые мы купили по дороге. Парнишка тут же бросился наливать молоко в чашку и отламывать хлеб, чтоб покормить свою мать. Она же, не обращая на это внимания, еле слышно спросила, глядя на нас:
— Что случилось, и чего вы хотите?
— Мы случайно познакомились. Ваш сын, кстати, он не сказал свое имя, рассказал о своем положении. Человек идущий ради матери на многое, достоин уважения и доверия. Мы решили убедиться, что он не врет, и теперь мы могли бы предложить ему работу, — я старался говорить четко и громко, чтоб больной не надо было напрягать слух.
— Спасибо вам, — прошептала женщина.
— Пока не за что. Может вам позвать врача, мы бы оплатили, — предложил я женщине.
— Спасибо еще раз, но уже слишком поздно, — произнесла она, а мальчик тихонько заплакал.
— Что мы могли бы сделать для вас? В разумных пределах конечно, — мне было их жаль, и, не удержавшись, я спросил.
— Мне кажется, вы из благородных. Заклинаю вас всем святым, возьмите моего мальчика к себе на службу. Он не подведет вас, — умоляющим голосом, с полными слез глазами, обратилась она ко мне.
— Клянись. Проси. И будь верен слову, — это она требовательно сказала уже сыну.
Парнишка упал на колени и с торжественным видом звонко и громко начал произносить: