– Что же мы будем делать! – снова и снова повторял он. – Я просто не могу этого больше выносить! Иногда мне кажется, что я схожу с ума!
Эмбер вела себя с Филипом мягко, пытаясь вразумить его. Она откинула с его лба прядку каштановых волос (он не носил парика).
– Мы ничего не можем сделать, Филип. Ведь он твой отец…
– Это неважно, отец или нет! Я ненавижу его теперь! Вчера я встретил его на галерее – как раз, когда он шел к вам, – Боже мой, на минуту мне подумалось: схватить его за горло и… О, что же я такое говорю! – Он тяжко вздохнул, его мальчишеское лицо было несчастным и измученным. Эмбер приносила ему минутные радости, но и очень много горя. С тех пор как Эмбер появилась в Лайм-парке, он не находил покоя.
– Не надо так говорить, Филип, – тихо произнесла она. – Ты даже думать так не должен, иначе это может когда-нибудь произойти. Я не сомневаюсь, что у него есть законное право распоряжаться мною так, как он пожелает…
– О Господи! Никогда не думал, что моя жизнь может превратиться в такую неразбериху, – не представляю, как это случилось!
Несколько дней спустя Эмбер вернулась после утренней прогулки верхом одна – Филип возвратился другой дорогой, чтобы их не видели вместе. Рэдклифф сидел за письменным столом в спальне.
– Мадам, – сказал он, обернувшись к ней через плечо, – я счел необходимым нанести краткий визит в Лондон. Я выезжаю сегодня сразу после обеда.
На лице Эмбер вспыхнула улыбка, и хотя она не надеялась, что он возьмет ее с собой, но решила все же попробовать уговорить его.
– О, как. это чудесно, ваша светлость! Я немедленно велю Нэн упаковывать вещи!
Она бросилась из комнаты, но его слова заставили Эмбер остановиться:
– Не стоит волноваться. Я поеду один.
– Один? Но почему? Если вы поедете, то я тоже могу поехать!
– Я буду отсутствовать лишь несколько дней. У меня очень важное дело, и ваше общество будет мне мешать.
Эмбер возмущенно вздохнула, потом вдруг взглянула ему прямо в глаза:
– Вы совершенно несносный человек, будьте вы прокляты! Я не останусь здесь одна, слышите? Не останусь! – Она ударила рукояткой хлыста по столу, оставив на столешнице вмятину.
Рэдклифф медленно встал, поклонился ей, хотя, как она заметила, от сдерживаемого гнева у него ходили желваки на щеках, и вышел из комнаты. Эмбер еще раз трахнула рукояткой хлыста что было сил и закричала ему вслед:
– Я не останусь здесь! Не останусь! Не останусь! Когда дверь за ним закрылась, Эмбер швырнула хлыст в окошко и бросилась в соседнюю комнату, где увидела Нэн, сплетничавшую с кормилицей Сьюзен.
– Нэн! Упаковывай мои веши! Я еду в Лондон в своей карете! Этот выродок…