Мне казалось, что меня опять преследует кошмар и я с нетерпением ожидаю пробуждения, чтобы обнаружить: ничего не произошло и это только жуткий сон.
Часы пробили одиннадцать. Телевизор у Лебсонов внезапно смолк, и, кроме отдаленного шума машин, ничего не было слышно.
Сидя неподвижно, я должен был признать, что это не кошмар. Я вспоминал вибрирующий голос Гленды: «Какое тебе дело до того, что банк ограбят?» Я думал о Фаррелле Браннигаме и обо всем, что он для меня сделал, и вспомнил слова Диксона: «Браннигам ведет себя безжалостно с теми, кто совершил проступок. Это принципиальный человек». Если я расскажу ему историю о шантаже, он не будет испытывать ко мне никакой жалости.
Моей первой реакцией было пойти к нему, но, поразмыслив, я понял: он обойдется со мной так же, как с Клаусом сорок лет назад. Я с трудом верил в то, что Клаус может приказать убить Гленду, но ведь убил же он ее мужа. Его угрозы могут стать реальностью, и это было невыносимо. «Тебе достаточно сказать, как это сделать, и мы будем свободны». Я могу уступить шантажу Клауса и дать ему возможность проникнуть в банк, я уже думал об этом. Только Браннигам, Алекс Менсон и я знали принципы системы безопасности. Если Клаусу удастся ограбление, полиция займется только нами троими.
Браннигам будет вне подозрений, начнут проверять меня и Менсона. Но Браннигам ни за что не сделал бы Менсона управляющим банком, если бы не был в нем совершенно уверен. Полиция проведет расследование в отношении его и обнаружит, что он интересуется только своей работой. Потом они займутся мной. Именно я спроектировал и смонтировал систему безопасности. Она настолько эффективна, что ни один вор не мог проникнуть в банк, не обладая специальной информацией. А эту информацию он мог получить только от нас троих. Итак, Браннигам и Менсон вне подозрений, следовательно, я – подозреваемый номер один.
Клаус угрожал мне пожизненным заключением за убийство Марша. По словам Гленды, он обещал убить ее и это убийство тоже повесить на меня, если я откажусь выдать секреты. Но если соглашусь, то рискую сознаться в полиции на допросе, и все равно меня приговорят к длительному тюремному заключению. Должна же существовать возможность выскочить из этой ловушки! У меня было шесть дней, чтобы найти выход.
Наступил понедельник. Груда бумаг громоздилась на моем столе. Телефон не переставал звонить. Позвонил и Билл Диксон из Сан-Франциско и уточнил последние детали договора.
– Это дело нашей жизни, Ларри, – возбужденно сказал он. – Они согласились на все. Мы действительно выходим на широкую дорогу.