Я поспешил дальше и на следующей улице набрел на пару повозок с лошадьми, которые стерегли двое с потайными фонарями и дубинками. Я обежал их закоулками, припустил во все лопатки и не останавливался до самой заставы на мосту. Конец пути я, хоть и устал, тоже частично преодолел бегом, потому что у меня созрело решение, выполнить которое нужно было со всей поспешностью.
На дороге теперь мне никто не попадался, разве что случайный молочник, две-три повозки с рынка и несколько ребятишек, спешивших с утра пораньше на рынок в Бетнал-Грин, чтобы подрядиться на день на работу. На нашей улице все было спокойно, хотя уже занимался рассвет. Я поспешно перелез через стенку и забрался в окно, приободренный тем, что в доме стоит полная тишина. Втянув в себя запах из гостиной, я чуть не задохнулся, только тут понял, почему мне часто запрещалось туда входить, и пожелал оказаться как можно дальше. Минуя дверь миссис Избистер, я услышал все то же тихое посапывание, а в нашей комнате разглядел на кровати очертания человеческой фигуры и предположил, что матушка спит по-прежнему спокойно.
Засветив сальную свечку, я тихо позвал:
— Мама, просыпайся.
Я склонился над нею и с ужасом увидел, что она скорчилась, словно бы терзаемая мукой. Лицо ее было отвернуто в сторону, изо рта вылетали стоны, и я, испугавшись, что она заболела, тронул ее за плечо. Она что-то бормотала, металась, веки ее дрожали; наконец я осторожно ее потряс, и она, вздрогнув, проснулась. Еще не совсем пробудившись, она повернулась лицом ко мне, и я ужаснулся: она выглядела сильно постаревшей. Губы были поджаты, рот казался беззубым, как у старухи, глаза смотрели сквозь меня.
Потом она как будто узнала меня, но странным образом испугалась.
— Это ты? — спросила она робко.
— Да-да, это я, Джонни.
— Кто такой Джонни? — спросила она, нахмурившись.
Потом ее лицо прояснилось, губы раздвинулись в улыбке, матушка сделалась прежней, но все же не совсем: теперь я видел, как она постарела за последние несколько месяцев, и меня посетили смутные дурные предчувствия.
— О Джонни, — сказала она. — Мне снился такой страшный сон! — Она закусила нижнюю губу; казалось, она собирается мне его поведать. — Но нет, неважно. — Она помолчала. — Уже пора вставать?
— Сейчас около четырех.
— Так рано! — Матушка взглянула на меня изумленно. — Почему ты одет?
— Тс-с! Не разбуди миссис Избистер.
Она смотрела растерянно, я опустился на колени рядом с кроватью и взял матушку за руку.
— Мама, ты мне поверишь, если я скажу, что нам нужно сейчас же отсюда уходить?
— Что такое, почему?