Она задрожала, и я спросил:
— Ты продрогла, мама? День обещает быть теплым.
— Как бы горевал отец, если бы увидел нас сейчас, — вздохнула она. — Он возлагал такие надежды на своих наследников.
— Какие надежды? Почему?
Матушка замолчала, но я остался при убеждении, что эти надежды были каким-то образом связаны с кодициллом.
Когда мы миновали Нортумберленд-Хаус в западном конце Стрэнда, матушка снова заговорила о своем отце, упомянув о том, что эти места ей известны, так как его дом располагался поблизости. Но как я ни умолял, она не показала мне улицу, где этот дом находился.
— А мой дедушка меня видел? — спросил я.
— Нет, ты еще не родился, когда он… когда он умер.
— А когда он умер?
— За девять или десять месяцев до этого.
— Отчего он умер?
Сжав мою руку, она порывисто произнесла:
— Не спрашивай. Придет день, и ты узнаешь, обещаю.
Чтобы отвлечь ее, я остановил прохожего — респектабельно одетого молодого клерка — и спросил у него дорогу.
Он явно удивился:
— Орчард-стрит? Да, знаю. Это на Чертовой Лужайке. Матушка посмотрела на меня испуганно, но я отвел взгляд.
— Не скажете ли, как туда добраться? — спросил я.
— Ступайте прямо, потом направо, а дальше — по запаху. Дойдете даже с завязанными глазами.
Я поблагодарил молодого человека, и мы с тяжелым сердцем двинулись дальше.
— Почему он так назвал это место, хотела бы я знать, — уныло проговорила матушка.
Я не отозвался, так как чувствовал, что знаю ответ, и вскоре он сделается слишком очевиден. И я был прав, потому что улицы становились все беднее и обшарпанней, а густая предательская вонь — все заметней.
Чертова Лужайка находилась там, где была в то время западная окраина города — за нею простиралась пустынная, болотистая местность, известная как Ладные Домики, а дальше — заброшенные Четыре Поля. К востоку располагался Вестминстерский дворец и старинное аббатство; тамошние помощник игумена и капитул владели Чертовой Лужайкой с времен, к которым относятся самые ранние исторические записи; на заповедных землях аббатства она и была создана.
Орчард-стрит, до которой мы вскоре добрались, была одной из главных магистралей этой несчастной округи, и хотя в свое время на ней были построены очень красивые дома, уже много лет тут селилась беднота. Разбитые окна были затянуты бумагой или заткнуты соломой, парадные двери отсутствовали, сточные желоба и трубы как попало болтались на стенах, из-под свесов крыш торчали пучки травы, с самих крыш тут и там осыпались шиферные плитки. День Уже клонился к вечеру, но улица выглядела хмурой и брюзгливой, словно накануне загулялась и теперь мучалась похмельем.