— Неважно, не думай об этом, — отозвался я.
— Для меня важно. Я только об этом и думаю. Но я не осмелилась туда вернуться.
Встречный заметил:
— Она еле держится на ногах. Это ваша матушка?
Я кивнул.
Он указал в ту сторону, откуда шел.
— Идите до конца этой улицы, потом повернете на Хол-борн. Через два шага свернете на Или-Плейс, слева, между домами, увидите проход. А что вам там нужно?
— Сухое местечко, чтобы матушке переночевать, за пенни или два. Найдется там такое?
— Почему бы и нет. Кто хозяин тех домов, никому не ведомо, но за плату вас кто-нибудь впустит, уж будьте уверены.
— Я боялась твоего отца, — не замолкала матушка.
Прохожий сочувственно покачал головой.
— Похоже, у хозяина вашего нрав не из легких? А друзей у вас разве нет? И за душой ничего?
— Друзей никого, да и пенсов раз-два и обчелся, — ответил я.
— Похоже, гроза собирается. У вашей матушки вид совсем больной, у вас в приходе ее наверняка возьмут на несколько дней в лазарет или в работный дом. Не хотите туда пойти?
— Нет, она боится.
— Тогда ваша последняя надежда — Митра-Корт. Но место это нехорошее. Никому нельзя верить. — Он сунул руку в карман. — Я без работы, да и семью кормить надо, но вам, вижу, хуже приходится.
Он вынул из кармана пенни и задумчиво на него уставился. Быстро достал еще один, втиснул мне в ладонь и поспешно зашагал прочь.
Матушка ничего этого не видела. Все время поглаживая мой обтрепанный воротник, она изучала меня таким пристальным взором, что мне было не по себе.
— Почему у тебя такая рваная накидка, Питер? И откуда эта кровь?
Накидка была точно рваная, но крови на ней не было. Я осторожно отвел ее руку.
— Пойдем, — сказал я. — Нам туда.
Мы пошли дальше, и она вкрадчиво спросила:
— Ты не оставишь меня больше, да, Питер?
— Нет, — отозвался я. — Никогда.
— Теперь ты возьмешь меня домой? Твой отец не разворчится? Вы ведь с ним поругались не всерьез?
Решив, что лучше будет ей поддакивать, я сказал:
— Да. Мы идем домой.
Ветер вновь начал крепчать; мы двигались в указанном направлении и с Или-Плейс свернули в узкий зловонный проулок, где путь нам то и дело загораживали деревянные, гнилые на вид опоры, прислонявшиеся к домам словно в поисках поддержки.
Матушка робко спросила:
— Ты уверен, Питер, что мы не заблудились? Я не помню этого места.
— Да-да, идем.
Трущоба включала в себя три-четыре ветхих здания, некогда составлявшие часть дворца епископа Или; все остальное, за исключением старинной часовни на севере, было снесено при строительстве площади Или-Плейс; над аркой в конце проулка все еще был виден поблекший епископский герб: ключ и митра.