Зина вскочила. Люся подняла на нее повлажневшие глаза.
— Пойду я, — нервно сказала Зина. — Поздно уже.
Она быстро вышла из кухни. Люся двинулась следом. Зина оделась и открыла дверь.
— Деньги-то возьмешь? — виновато спросила Люся и начала копаться в сумочке.
— Нет, спасибо, — сухо произнесла Зина и вышла из квартиры.
Но потом вернулась, глянула на помрачневшую Люсю, чмокнула ее и, весело улыбнувшись, сказала:
— Не грузись, подруга! Вовсе я не обиделась!
Дома Зина была за полночь и увидела, что родители ждут ее. Она сняла пальто и пошла в ванную. Тщательно умылась, почистила зубы, но запах вина все равно был сильным. Когда она вышла из ванной, то столкнулась с Лидией Игнатьевной, которая стояла в коридоре и явно ждала ее. Ее лицо покрывали красные неровные пятна.
— Ты пьяна, дочь! — грозно сказала она. — Не щадишь ты нас с отцом! Где ты шлялась полночи? И почему мобильный отключила?
Зина, не отвечая, осторожно обошла ее и направилась в свою комнату. Она села на диван, опустив голову. Ждала, что сейчас мать ворвется к ней и устроит разнос. Но ничего не происходило. Она лишь слышала приглушенный голос отца в коридоре. Он что-то сердито выговаривал Лидии Игнатьевне, та отвечала не менее сердито. Потом все стихло. Зина подняла голову и увидела свое отражение в зеркале шкафа напротив. Она внимательно посмотрела в свои яркие глаза, машинально отметив еле заметные морщинки в уголках.
«Мне двадцать шесть лет», — подумала она, чувствуя странную грусть.
Опьянение начало проходить, и ей становилось на душе все противнее.
— И что дальше? — спросила она вслух и встала.
Подойдя к окну, выглянула на улицу. Ночь была тихой, город спал под тускло мерцающими в темном небе звездочками. Кое-где светились окна и редкие фары машин, скользящих по дороге. На пустынной улице показалась пара в спортивных костюмах. Впереди шустро бежал фокстерьер.
— И что дальше? — вновь спросила Зина, провожая глазами пару, весело о чем-то переговаривающуюся.
На душе становилось все более тоскливо. Она прекрасно понимала, что мать навсегда останется матерью, что в сорок шесть лет никого не переделаешь, что это бессмысленно, но все равно так дальше продолжаться не может. Она пыталась принять какое-то решение, но ситуация казалась безвыходной. Зина отошла от окна, легла на диван и горько разрыдалась.
Утром Зиночка впорхнула в офис, яркая и хорошенькая, как всегда. Она поздоровалась со всеми, отдельно ни к кому не обращаясь. И уселась за свой рабочий стол.
— Ну просто мотылек, — заметил один из мужчин. — Беззаботна, как обычно.