— Желание заглянуть в будущее — извечная ловушка, которой следует избегать.
— А все-таки? — упрямо спросил он и пытливо глянул на фигуру напротив.
— А если я скажу, что ты сам создаешь свое будущее именно в эту минуту? А я потом только корректирую.
— Но ведь ты — всемогущ и всезнающ, и все в твоих руках, — ответил он с вызовом. — Ведь ты всегда карал и миловал по своей воле.
— Устарелое представление.
— Да? — спросил Алексей и саркастически усмехнулся, подтягивая на коленях полосатые пижамные брюки. — А кто беспрерывно мучает меня? Знаю я все твои фишки! Сытый и безмятежный ничего не создаст, — с издевкой проговорил он. — Разве это не твои установки? Я родился, и ты дал мне дар, даже не спросив, нужен ли он мне. И чтобы выжать из меня по максимуму, ты давишь меня всю жизнь. Мне тридцать три года, твой пресловутый возраст, а сколько я уже всего перетерпел?! И голод, и нужду, и горе, и бесконечную боль, и предательство. Я уже не говорю о тех страстях, которые разъедают меня изнутри, о тех невероятных взлетах и падениях души. И все это только для того, чтобы мой слух, вернее, слух моей измученной души, приобрел необыкновенную остроту и чувствительность, и я услышал и донес на землю твои песни. Вся моя жизнь подчинена только этой задаче. А я?! Обо мне ты подумал, черт тебя дери!
При этих словах фигура чуть вздрогнула и как бы истончилась.
— Извини, зря я черта при тебе упоминаю, — тихо сказал Алексей. — И у тебя свои проблемы, нам неведомые. — После паузы он продолжил с прежней интонацией вызова: — А я — человек. И хочу обычного человеческого счастья. Тебе это в голову, или что там у тебя, не приходило? Хочу дом, жену, детей, простого счастья и заботы близких. Мне так мало надо! Отпусти меня, освободи от этой пожизненной каторги творчества. Зачем ставить меня, простого смертного, на одну доску с тобой, великим творцом мира? Ты — жесток!
Алексей замолчал, сжав виски ладонями и закрыв глаза. Фигура не двигалась. В комнате было темно. Только тусклый свет фонаря за деревьями бросал причудливые тени через окно на белые стены. Фигура пошевелилась. Тихий голос произнес:
— Я люблю тебя, Алексей, божий человек. И твоя боль — это моя боль. Ты чувствуешь меня сердцем, когда пишешь музыку.
Алексей выпрямился и гневно посмотрел на белый силуэт.
— Надоело мучиться! Хочу избавить себя от страданий и соответственно от тех мелодий, которые рождаются внутри меня, от боли и переизбытка мыслей и эмоций. А ведь это твои мысли и эмоции.
— Это спорный вопрос.
— А ты никогда не думал, что в один прекрасный момент я могу не выдержать и разорваться изнутри?