Лидия взяла Эдриен за руку и повела её в сад.
«Я сварю кофе, мама», сказал Хоук им вслед. «А ты проследи, чтобы Мэри перенесла вещи Эдриен в Павлинью комнату».
Лидия остановилась. Рука, что держала Эдриен, едва заметно сжалась. «Ты точно в этом уверен, Хоук», сухо спросила она.
«Ты слышала её. Она полностью выздоровела. Она моя жена. Где ещё её будут лучше охранять?»
«Очень хорошо».
«Где Павлинья комната находится?», развернулась Эдриен на пятках, чтобы посмотреть ему в лицо.
«На третем этаже».
«Это будет моя личная комната?»
«Большую часть того, что я не использую. Это покои лэрда».
«Я не собираюсь спать с тобой…»
«Не помню, чтобы спрашил тебя об этом…»
«Ты огромный, заносчивый, самодовольный осёл…»
«На самом деле, Эдриен, мой сын не является ничем из этого», сдержала её Лидия.
«Это не имеет к тебе отношения, Лидия, ты мне действительно нравишься», вежливо сказала Эдриен. Вежливость тут же закончилась, когда она сердито посмотрела на Ястреба. «Но я не буду делить с тобой постель!»
«Не совсем хорошая тема для обсуждения за обеденным столом, скажу я», предположил Тэвис, почёсывая голову, румянец подкрадывался к его щекам.
Хоук засмеялся, и его мрачное урчанье завибрировало на её теле, заставляя соски напрячься, а сердце колотиться, как молот.
«Жена, ты разделись со мной комнату этим вечером, даже если мне придётся тебя связать и нести туда. Можешь терпеть подобное унижение, а можешь и прийти на собственных ногах по своей же воле. Меня мало интересует, как ты туда попадёшь. Только будь там».
Бунт рос в её груди, грозясь заполнить все её чувства. Она смутно слышала, как дверь за её спиной открылась и закрылась, и уловила запах приторных духов, от которых у неё всё перевернулось в животе. Чей бы ни был этот запах, он напоминал ей о сиротском приюте; о чердаках и нафталиновых шариках, о днях, когда монахини заставляли её скрести полы и вытирать пыль с массивной тёмной мебели.
«Любимый!», послышался радостный женский голос за её спиной.
Рука Лидии больно сжала её руку. «Оливия Дюмон», пробормотала она шёпотом. «О боже! Я сомневаюсь, что переживу этот день и останусь в своём уме».
«Оливия?», отозвалась эхом Эдриен, взлетев глазами к глазам Ястреба.
Оливия, мрачно подумал Ястреб. Этот день стремительно демонстрировал всю палитру оттенков от плохого к ещё худшему. Он отказывался встретиться глазами с вопросительным взглядом Эдриен. Как она осмеливается называть его Адамом во время их занятий любовью, а потом задавать вопросы о других женщинах? У неё не было права. Не после того, как она произнесла его имя.