– Ой, папочка, так говорят только в кино, – простонала Кьяра.
– Ты же знаешь, твой отец не ходит в кино, – заметила Паола.
– Тогда он наверняка прочитал это в какой-нибудь книжке, – не сдавалась Кьяра. Честно признаться, ей уже изрядно наскучила болтовня этих взрослых, – что там с грибами? Еще не готовы?
– Потерпи еще минутку, и я сниму их с огня, – ответила Паола, испытывая явное облегчение оттого, что нетерпеливая дочь, сама того не подозревая, прервала этот неловкий разговор.
– Но учти, придется подождать, пока они не остынут.
– А долго придется ждать?
– Минут десять-пятнадцать.
Брунетти стоял, повернувшись к ним спиной, глядя в окно на крыши домов и на горы, возвышающиеся за северной окраиной города.
– А я могу ненадолго отлучиться, а потом прийти и закончить?
– Разумеется, дорогая.
Он слышал, как Кьяра покинула кухню и торопливо прошла к себе в комнату.
– Почему ты это сказал? – спросила его Паола, как только они остались одни.
– Потому что это правда, – ответил он, не отрывая взгляда от окна.
– Но почему ты сказал это именно сейчас?
– Потому что прежде никогда тебе этого не говорил. – Он отпил вина из своего бокала. Его так и подмывало спросить, верит ли она ему, или, может, ее неприятно задели его слова. Но он ничего не сказал, продолжая прихлебывать вино.
Он не услышал, как Паола подошла к нему. Она обхватила его левой рукой за талию и крепко обняла. Не говоря ни слова, она стояла, прижавшись к мужу и глядя вместе с ним в окно.
– Давненько я не видела такого чистого неба, – призналась она, – вон там Невегаль, как ты думаешь? – спросила она, указывая рукой на ближайшую вершину.
– Это совсем недалеко от Беллуно, верно? – спросил он.
– По-моему, да. А что?
– Боюсь, завтра утром мне придется туда съездить.
– Зачем?
– Там нашли останки Роберто Лоренцони. В двух шагах от Беллуно.
Паола долго молчала, собираясь с мыслями. Наконец она выговорила:
– Бедный мальчик. И его родители. Господи, как это ужасно… – За этим последовала еще одна длинная пауза. – Им уже сообщили?
– Нет. Это должен сделать я. Сегодня вечером. Перед ужином.
– Ох, Гвидо, и почему тебе всегда приходится приносить людям дурные вести?
– Если другие отказываются приносить дурные вести, это должен сделать я.
На какое-то мгновение он испугался, что Паолу обидит его ответ, но она прижалась к нему еще крепче.
– Я их совсем не знаю, но от души им сочувствую. Какое страшное несчастье! – Он почувствовал, как напряглось ее тело при мысли, что это мог быть ее ребенок, ее сын. Их сын. – Как же это жестоко. Как бесчеловечно. Кто это сделал? Как могли они так поступить? Скажи мне, как?