Слушая монотонные, произносимые на латыни слова богослужения, графиня нервничала. Она опять устремила свой взор на картину. Поразительно – все эти мужчины в длинных одеяниях ели, лежа за столом. И кто из них, интересно, Иуда Искариот? Возможно, та таинственная фигура в красном, исчезающая в дверях.
Леди Анастасия обрадовалась, когда герцог де Шарм нетвердой походкой прошел к ступенькам, чтобы произнести надгробную речь.
Разодетый в черное с золотом, герцог встал рядом со столом, на котором возвышались три урны.
– Изабелла Мердо-Мактавиш была красивой, элегантной, остроумной femme galante. [109] – Он говорил твердо, время от времени заглядывая в свои записки. – И это чудовищная трагедия, что женщина, столь полная жизни, лежит теперь передо мной мертвая.
– Сколько горечи! – Графиня смотрела на жену герцога. Та стояла на коленях, закрыв свое чудное лицо руками, плечи ее содрогались.
– Изабелла, – продолжал герцог, – всегда была олицетворенным дружелюбием, une femme vraiment belle. [110] Мы часто проводили время вместе. Рядом с ней дни пролетали, как минуты…
Элпью и графиня переглянулись.
– La mort nous fait penser de la vie. [111] Изабелла-писательница обладала гениальной способностью выискивать таинственное и необычное. Ее ум и образ жизни значительно опередили наше время. Что до ее сердца, то оно было самым нежным, самым добрым, самым любящим…
Герцог умолк. С глубоким вздохом он сморгнул слезы, несколько раз судорожно сглотнул и прикусил губу. Посмотрел на свою жену, и окрашенная сурьмой слеза покатилась по его набеленной щеке. Стоявшую в часовне тишину нарушали только рыдания герцогини и взмахи листков с текстом службы.
– Она была звездой, ярко сверкавшей среди нас. Женщиной, которая шла своим путем, ничего не страшась, в том числе и людского суда.
Графиня видела профиль леди Прюд. Та не мигая смотрела на катафалк.
Льющийся в высокое окно яркий солнечный свет, казавшийся сверхъестественным из-за все еще висевшей в воздухе дымки фимиама, упал на черный стол, озарив три урны таинственным сиянием.
Звякнув серьгой, герцог достал черный носовой платок и утер слезу, стараясь при этом не размазать тщательно наложенный макияж.
Оглушительный треск, громкий, как пистолетный выстрел, нарушил благоговейную тишину.
Стикуорт и Уиппингем, ветераны ирландской кампании, инстинктивно пригнулись, увлекая за собой на пол всех сидящих рядом.
Озадаченный герцог приложил руку к кровоточащей щеке и нетвердым шагом спустился к жене, пытаясь найти взглядом источник неожиданного взрыва.
Собравшиеся распластались на полу, и в этот момент часовню заполнила невыносимая вонь.