Появление немецких танков в непосредственной близости от нас вызвало огромный подъем среди солдат и офицеров. Много дней они вели кровопролитные бои с большими потерями, удерживали в самых тяжелых условиях оборонительную линию против сильного, упорного и мужественно сражающегося противника. У многих моих солдат и офицеров были друзья и родные в котле. Они считали долгом чести внести свой вклад в дело их освобождения. Тем не менее войска чрезвычайно измотались, сдали физически и морально — это было неизбежно. Немалое влияние оказали и просочившиеся сведения относительно того, с каким упрямством Гитлер и Главное командование сухопутных сил отклоняли все разумные предложения о прорыве котла изнутри.
Зачем мы здесь, на берегах Волги, господин полковник?
Каждый день я бывал на переднем крае. Часто меня спрашивали: «Почему мы вообще должны удерживать эти позиции, если армия должна оставаться в котле?» Все чаще беседовал я с пожилым солдатом, участником боев в последний год Первой мировой войны. Однажды он сказал мне:
— Господин полковник, я не понимаю, зачем, собственно, мы здесь, на Дону и на Волге. Мне думается, если меня сегодня или завтра укокошат, жена и дети даже не будут знать толком, за что я здесь сражался. Честно говоря, я и сам этого не знаю.
Мне сразу стало ясно, что тут затронут серьезный вопрос. Если подобные настроения распространятся, мы сами себя обезоружим. Этому я должен противодействовать. Я попытался это сделать в следующих словах:
— Подумайте только о наших земляках, попавших в окружение. Если мы не удержим этот плацдарм, если мы сдадим оборонительную линию вдоль Чира, наш основной фронт придется оттянуть назад на многие километры. Тогда не придется и думать, чтобы восстановить связь с нашими частями в котле. Мы сейчас сражаемся для спасения жизни наших 330 тысяч товарищей.
Мой собеседник молчал. Я сказал после небольшой паузы:
— Я не знаю намерений верховного командования. Но одно во всяком случае ясно: нам нельзя сидеть сложа руки. Это война. Как солдаты, мы должны выполнять свой долг.
В душе я чувствовал себя неловко, давая такой ответ. Он обходил существо вопроса, поставленного солдатом. Зачем мы вообще находились здесь, на берегах Дона и Чира? Почему мы стремились взять Сталинград? Ради чего и здесь, и в котле ежедневно сотни, тысячи гибнут или становятся калеками, голодают и замерзают? От этой главной проблемы я пытался своими речами отвлечь собеседника. Но это не было ответом. Эти вопросы терзали и меня, какие бы усилия я ни употреблял, чтобы от них отмахнуться. Правда, они еще не одолели меня окончательно, не побуждали ни к каким выводам. Традиция, представление о долге, сочувствие к товарищам, находившимся в котле, — все это брало верх над голосом разума. К тому же в непосредственной близости от нас началась интенсивная подготовка деблокирующего удара. Это внушало надежду, вызывало подъем. Может быть, в течение двух недель мы справимся с бедой. «Вслед за декабрем всегда приходит снова май»