Дойдя до набережной, Джулия и Энтони побродили вокруг лавчонок и магазинчиков и вскоре вышли к старенькому причалу.
— Посмотри на того человека! — воскликнула вдруг Джулия, указав на силуэт в густой толпе.
— На какого человека?
— Вон на того, в черной куртке, возле продавца мороженого, — уточнила она.
— Ничего не вижу!
Джулия потащила за собой Энтони, вынуждая его почти бежать.
— Какая муха тебя укусила?
— Поторопись, не то мы его упустим! Внезапно Джулия угодила в самую гущу туристов, хлынувших на причал.
— Да скажи мне наконец, что случилось? — пропыхтел Энтони, с трудом поспевая за дочерью.
— Скорей, скорей, я тебе говорю! — командовала Джулия, не оглядываясь на отставшего отца.
Но тут Энтони объявил, что не сделает дальше ни шагу, и сел на скамейку; Джулия бросила его и кинулась почти бегом на поиски таинственного субъекта, привлекшего ее внимание. Однако спустя несколько минут она с разочарованной миной вернулась назад:
— Упустила!
— Ты можешь мне объяснить, что это за игры?
— Вон там, около лотков с сувенирами… Я абсолютно уверена, что видела твоего личного секретаря.
— О моем секретаре никак не скажешь, что в нем есть что-то личное. Он похож на любого, кого ни возьми, и любой человек похож на него. Ты просто обозналась, вот и все.
— Тогда почему ты вдруг встал как вкопанный?
— Мой коленный сустав… — жалобно пробормотал Энтони Уолш.
— Как?! Ты же уверял, что не чувствуешь боли!
— Значит, моя дурацкая программа опять дала сбой. И потом, будь снисходительна ко мне, я ведь не распоряжаюсь собой полностью — чересчур сложное устройство… Впрочем, даже если это и был мистер Уоллес, он имеет право находиться где угодно. Он теперь в отставке, и у него полно свободного времени.
— Может, и так, однако это очень странное совпадение.
— Мир тесен! Но я готов поспорить, что ты его спутала с кем-то другим. Если не ошибаюсь, ты мне говорила, что проголодалась?
Джулия помогла отцу встать.
— Думаю, все вошло в норму, — заявил он, подвигав ногой. — Вот видишь, я снова могу нормально шагать. Давай пройдемся еще немножко, прежде чем сесть за стол.
* * *
С приходом весны торговцы всякой мишурой для туристов — сувенирами, поделками и прочим — вновь расставили свои лотки на прибрежном бульваре.
— А ну-ка пошли вон туда, — сказал Энтони, увлекая дочь вперед, к насыпи.
— По-моему, мы шли ужинать!
Но Энтони указал ей на хорошенькую молодую женщину, которая рисовала желающих; портрет углем стоил десять долларов.
— Потрясающее мастерство! — воскликнул Энтони, разглядывая ее работу.
Несколько эскизов, развешанных на решетке за спиной художницы, и впрямь свидетельствовали о ее таланте, это же подтверждал и портрет какого-то туриста, который она набрасывала в данный момент. Но Джулию эти рисунки ничуть не заинтересовали. Когда у нее пробуждался аппетит, все остальное уже не существовало. А ее аппетит чаще всего походил на волчий голод. Жадное воодушевление, с которым она ела, неизменно восхищало окружающих, будь то коллеги по работе или люди, так или иначе принимавшие участие в ее жизни. Однажды Адам решил провести опыт: поставил перед ней целую гору выпечки. Когда Джулия весело приступила к седьмому блину, ее сотрапезник, сдавшийся после пятого, уже начал страдать от первых приступов несварения, которое ему надолго запомнилось. Но самая большая несправедливость заключалась в том, что фигура Джулии никоим образом не страдала от всех этих излишеств.