…Первого сентября 1989 года Джулии исполнилось восемнадцать. В ознаменование этой даты она собиралась покинуть колледж, куда в свое время ее записал Энтони Уолш, так как узнала о программе международных обменов в совершенно иной области, нежели та, что выбрал для нее отец. За несколько лет учебы она собрала приличную сумму денег, заработав их частными уроками, а в последние месяцы еще и позируя тайком от друзей на факультете графики; к этому добавились выигрыши у сокурсников в ожесточенных карточных баталиях и стипендия, которую ей удалось получить не без труда. Для этого пришлось привлечь на свою сторону секретаря Энтони Уолша, иначе директорат факультета, знавший о богатстве ее отца, отказал бы в этой просьбе. Уоллес крайне неохотно, то и дело приговаривая «Мисс Уолш, на что вы меня толкаете! Если ваш отец узнает!..», все-таки подписал свидетельство о том, что его хозяин уже давным-давно не помогает родной дочери материально. Представив эту бумагу в отдел грантов университета, Джулия убедила руководство в своем праве на стипендию.
Затем последовал короткий и бурный визит в дом отца на Парк-авеню, где Джулия чуть ли не силой забрала у него свой паспорт, громко хлопнув напоследок дверью, потом отъезд в аэропорт Кеннеди и прибытие в Париж ранним утром б октября 1989 года.
И вдруг ей вспомнилась ее студенческая комнатка. Деревянный столик, привинченный к подоконнику, а за окном незабываемый вид на крыши Обсерватории, железный стул, старомодная, чуть ли не из прошлого века, лампа, кровать с шершавыми, но такими душистыми простынями, две подружки, обитавшие на той же площадке, — вот только их имена затерялись в прошлом. Бульвар Сен-Мишель, по которому она ежедневно проходила, направляясь в Школу изобразительных искусств. Забегаловка на углу бульвара Араго с ее завсегдатаями, которые курили, сидя за стойкой и попивая с утра пораньше кофе с коньяком. Наконец-то ее мечта о независимой жизни стала реальностью, и любой флирт был под запретом — ничто не должно было мешать ее занятиям. Джулия рисовала, рисовала с утра до вечера и с вечера до утра. Она успела посидеть чуть ли не на каждой скамейке Люксембургского сада, обойти все его аллеи, полежать на всех лужайках, куда был запрещен доступ людям, но зато там расхаживали птицы, и она наблюдала за их неуклюжими шажками и подскоками. Октябрь уже кончился, и ясные зори ее первой парижской осени померкли в надвигавшейся серой ноябрьской хмари.
Как-то вечером студенты Сорбонны, сидевшие в кафе «Араго», бурно обсуждали события в Германии. С самого начала сентября немцы из ГДР тысячами пересекали венгерскую границу в попытке уйти на Запад. Накануне по улицам Берлина прошла демонстрация, в которой участвовало около миллиона человек.