В театре было людно и шумно, многочисленные зрители куда-то перемещались, о чем-то переговаривались. Публика попроще, занимавшая задние ряды партера, за креслами, толкая друг друга в бока и обмениваясь мнениями, разглядывала тех, кто сидел в ложах и на балконе. У последних, в свою очередь, театральные бинокли использовались почти для тех же целей. Все места в ложе леди Рирдон были заняты. Они могли все видеть и слышать и быть замеченными.
Напротив них в первом ряду в своей ложе сидела маркиза. Она поклонилась леди Рирдон, потом многозначительно — это отметили многие — Элизабет. Элизабет не могла подавить волнение в ожидании начала пьесы и улыбнулась Дарси, но он оставался мрачнее тучи и не улыбнулся ей в ответ.
— Это первое исполнение пьесы для широкой публики одного из протеже маркизы, — объяснила она свое нетерпение графине.
— И мистер Гловер обсуждал пьесу в вашем присутствии? — поинтересовалась леди Рирдон, разделяя удовольствие с Элизабет.
— Разумеется. Мы о ней очень много слышали на вторниках леди Инглбур, и драматург зачитывал нам некоторые сцены.
Кто-то из друзей графини удивленно посмотрел на Элизабет. Ни состояние, ни связи не дали им той привилегии, какую миссис Дарси получила без всяких усилий со своей стороны.
Она и сейчас не заметила их взглядов, поглощенная ожиданием. Тут на сцену вышла женщина с густыми темными волосами, убранными в пучок, и раздались оглушительные аплодисменты. Мистеру Гловеру крайне повезло, ему удалось заполучить саму миссис Джордан на главную роль в его пьесе.
В антракте они получили записку от маркизы, в которой та приглашала Элизабет с мужем присоединиться к ней в ее ложе.
— Обязательно идите. Я настаиваю, — сказала леди Рирдон. — Не волнуйтесь, я не останусь без компании. — Обменявшись любезностями с хозяйкой, чета Дарси покинула ее ложу.
— Мама, миссис Дарси могла бы стать украшением даже для диадемы, — прошептал Фредерик, наклонившись вперед.
Спрятавшись за своим веером, леди Рирдон ответила:
— Я очень хорошо отношусь к ней, Фредерик, ты знаешь, но я бы не хотела, чтобы ты женился на такой женщине, пусть даже с миллионным приданым.
— Почему нет?
— Тише, дорогой. Ты ослеплен ее чувством юмора и обаянием. Но за всем этим кроется незаурядный ум, и ты бы этого не пережил.
— А что же тогда Дарси? Его это разве не задевает? Графиня посмотрела на сына. При всей своей материнской нежности она не могла поставить знак равенства между умственными способностями своего Фредерика и Фицуильяма Дарси.
— Если он и уязвлен, то не из-за ее ума, — ответила она. — И все же он встретил свою половину, я верю в это.