То, чем они занимаются, – настоящее миссионерство от поэзии. Уверена, что ко многим замечательные поэты пришли через никитинские песни. Мне Никитины открыли Шпаликова, Левитанского и Юнну Мориц.
Гердт недаром писал о Никитиных: «…Потом, например, меня возвышает их культурность. Да. Да. Культурность во всем – в облике, в манере держаться…»
И тут же со свойственным ему юмором сознавался: «Я глубоко пристрастен к Сергею и Татьяне Никитиным. Мы давно близки не только по стремлению к художественному, но и по человеческому существованию. Так что верить мне не очень-то надо…»
Я тоже глубоко пристрастна к Татьяне и Сергею – наверное, это просвечивает и сквозь мои записки. Но вы все-таки мне верьте. Так много пережито вместе и прекрасных минут, и длинных тяжелых дней. Смерть Сахарова, смерть Гердта, смерть Окуджавы – как-то так случалось, что через эти несчастья мы проходили вместе.
Смерть Зямы… Сообщила мне о ней Татьяна – Никитины в это время были в Америке, у Саши. Таня и Сережа потеряли одного из ближайших своих друзей, и я понимала, как рвутся сейчас их души за океан, в Москву… В моей жизни Гердты тоже играли очень важную роль, возможно, и не подозревая об этом. Смерть Зямы была и для меня огромным личным горем. Я полетела к Никитиным в Калифорнию, чтобы в эти дни быть с ними рядом…
И совсем уж по невероятному стечению обстоятельств мы с Татьяной оказались вместе, когда умер Окуджава. Я была на конференции в Швейцарии; воспользовавшись случаем, навестила своих итальянских коллег и на несколько дней заехала к Татьяне. Накануне отлета обратно в Америку я позвонила Володе, чтобы встречал. Мы долго договаривались и почти уже распрощались, когда он вдруг сказал:
– Знаешь, только что звонил Гришка из Сан-Франциско, у них там говорят, что умер Окуджава…
Очень хотелось думать, что это всего лишь нелепый слух. Звонить кому-нибудь в Европе было уже поздно, и до утра мы жили надеждой. Утром все подтвердилось…
Булат пережил Зяму меньше, чем на год. Не будет больше «божественных суббот». Ушла эпоха – та эпоха, в которой жили мой папа и Сахаров, Даниэль и Канели, Окуджава и Гердт. Моя эпоха…