На берегу великой реки (Лосев) - страница 121

Которосль

Хотите знать, что я читал? Есть ода

У Пушкина, названье ей: Свобода…

H Некрасов. Из незаконченного стихотворения

На другой день после изгнания дядьки Кондратия рано утром явился Трифон. Ему очень не хотелось менять деревенское житье-бытье на городское.

Поздоровавшись с Николаем, он сразу же со всей откровенностью сказал:

– Насчет варева вы, Миколай Лексеич, не сумлевайтесь. Все будет в полном акурате. Но касаемо надзора и всего там прочего, как барин наказывали, то увольте! Я вам не ротный, а вы не некрут. Где желаете, там и гуляйте. Сами за себя в ответе. Вам не четыре на пятый. Только уж к обеду беспременно в срок прибывайте, потому как без горячей пищи живому человеку никак невозможно. Это я, двадцать пять годков на военной службе протрубивши, отлично знаю. Нас и в Париже не крендельками кормили. Без горячих щец не обходились. Ну, и гречневая каша с постным маслом, конечно… А французы, Миколай Лексеич, натощак холодных лягушек жрут. Покарай господь, не вру. Тоже мне, называется пища. Тьфу!

Чувствовалось, что Трифон уже «на взводе». Видно, успел в питейное заведение забежать. Днем он еще добавил и, сидя на кухне, старческим надтреснутым голосом пел:

Вострубила тру-у-бонька
Рано на заре,
Всплакала свет Маничка
По русой косе…

Николай лежал на кушетке – старой, облезлой, с выползающими наружу пыльными веревками и истертым мочалом. Он перелистывал журналы, которые дал ему Иван Семенович. Вчера, вернувшись от Топорского, Николай сразу же, при мерцающем свете огарка сальной свечи, прочел таинственную тонкую тетрадь. Она поразила его.

В ней были стихи. И самое первое начиналось горестным восклицанием:

Погиб поэт! – невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой…

Хоть и не упоминалось здесь имя Пушкина, но ясно было, что это о нем. Какой-то безвестный автор с глубоким гневом рассказывал, как травили великого поэта, как не выдержало его сердце «позора мелочных обид», как восстал он против лицемерного светского общества.

И его убили!.. Подлый, презренный Дантес! Злодей с холодным сердцем!

Второе стихотворение взволновало его не меньше первого. Оно большое, а называлось коротко – «Вольность». Чуточку ниже, голубыми чернилами было написано: «Ода».

«Беги, сокройся от очей, Цитеры слабая царица!..» – читал Николай. Жаль, что не силен он в древней мифологии. Какая-такая Цитера? Вероятно, богиня. А чья – греческая ли, римская ли? Кто ее знает! Может, и вовсе не богиня, а государство какое-нибудь?

Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру…
Хочу воспеть свободу миру,
На тронах поразить порок.