Эта огромная зала, со стенами высотой в шесть метров, затянутая гигантскими коврами, с массивным камином, который в настоящий момент был завален цветущим дроком, показалась ей декорацией к какому-то кошмару. Зала была такой же бесконечной, как и дороги, открывающиеся перед ней в снах.
Этот сон кончался у двустворчатой двери из дуба и бронзы, охраняемой двумя железными статуями, – солдатами в доспехах, бесстрастными стражами, которые механическим жестом открыли обе створки, как только она подошла.
Залитый солнцем двор замка Шинон предстал перед Катрин. Как и раньше, шотландские лучники стояли на страже у дверей и у зубцов, и перья цапли на шапках мягко колыхались в вечернем воздухе. Все казалось таким, как и раньше, как и в тот день, когда Катрин под звуки серебряных труб поднималась на это же широкое крыльцо, чтобы получить в этой же зале от этого же короля отмену несправедливого приговора.
Стены были те же, время, воздух и солнце были такими же, но в тот день Катрин сопровождал Тристан Эрмит и на верху ступеней ждала королева Иоланда, чтобы самой мимо исполненных почтения придворных проводить к королевскому трону. В тот день Катрин одержала победу, тогда как сегодня она покидала этот замок, несчастная и уничтоженная, не зная, что делать и куда идти…
Внизу у крыльца ее ждали Готье и Беранже, державшие оседланных лошадей. Они устремили на нее вопросительные взгляды.
Однако ее расстроенное лицо все объяснило.
– Ну что? – спросил Готье. – Он отказывает?
Катрин машинально повторила его слова:
– Король отказывает! Да, Готье… это так! Он говорит, что не признает за собой права миловать, когда судит коннетабль! Монсеньор де Ришмон – единственный хозяин своим солдатам и капитанам. Мне нечего ждать помощи от короля. Я должна вернуться в Париж, опять умолять коннетабля… если только еще не поздно.
– Вернуться в Париж? – вскричал Готье. – Он что же, издевается? Разве так должен вести себя король с благородной дамой в несчастье? Он что же, не понимает, что вы так проведете всю жизнь, разъезжая по большой дороге между Парижем и Шиноном?
Гнев ее оруженосца вызвал улыбку на губах Катрин, но она заставила его понизить тон из боязни привлечь внимание охраны.
Тогда слово взял Беранже:
– Не будем возвращаться в Париж, госпожа Катрин! Зачем? Мессира Арно коннетаблю не поймать. Мои братья его найдут, освободят, вернут в Монсальви. Зачем вам опять напрасно унижаться, умолять? Вернемся домой! Увидим мессира Арно, маленького Мишеля и малышку Изабеллу… и в наших горах подождем, чтобы король соблаговолил оказать справедливость. А если он откажет, мы сможем оказать ему сопротивление.