И в самом деле, настоящий шквал возмущения огласил окрестности, на бандитов обрушился град камней, под которыми они вынуждены были отступить.
Но в то время, как сыновья не выказывали ни малейшего интереса к проявлениям народного гнева, Беро несколько раз обернулся и показал кулак.
Катрин спустилась со стены и посмотрела на лица окружавших ее людей. В свете факелов они казались красными и все еще пылающими от гнева. Она слышала слова поддержки и преданности.
– Мы выстоим, госпожа Катрин! Не бойтесь: стены крепкие, а у нас достаточно смелости.
– Старый бандит скоро пожалеет о том, что пришел сюда.
Катрин им улыбнулась, пожимая протянутые к ней руки, но внезапно раздался голос торговки полотном Гоберты:
– Что это он там говорил, что мессир Арно не вернется?
Воцарилось молчание. Толстуха Гоберта во всеуслышание высказала тайную мысль, мучившую госпожу.
Вмешался аббат, который хотел прогнать тревогу из сердца Катрин.
– Не бойтесь, – успокоил он ее, – мы это скоро узнаем. Даже если предположить, что сказано это было не только из желания сломить наше мужество. Если у него есть какой-то план, он обязательно обнаружит его; он угрожает и пытается вынудить госпожу Катрин на опасную для нас вылазку, зная, что на голой равнине мы беззащитны.
Все еще дрожащей рукой Катрин провела по влажному лбу.
– Если бы вас не было рядом, отец мой, я думаю, что решилась бы на эту безумную атаку. Теперь нам надо собрать совет и определить дальнейшие действия. Нам придется выдержать осаду, и мне нужны добровольцы…
Галерея понемногу опустела. Именитые горожане направились в замок, где должен был состояться совет.
В главном зале, украшенном коврами из Арраса и Обюссона, теми самыми, что раздразнили алчность Беро д'Апшье, огонь в огромном камине горел, как обычно, своды зала были заполнены ночными тенями, а по стенам плясал яркий свет факелов.
Снаружи не слышно было обычной возни, смеха служанок и криков птиц. Была ночь, полная грозного тягостного молчания, а на скамье сеньора Арно де Монсальви сидел не он сам – мощный рыцарь, а хрупкая молодая женщина, казавшаяся такой беззащитной.
Подле нее был аббат Бернар – человек церкви, человек молитвы, и его высшим оружием были самоотречение и любовь к ближнему, тогда как наступивший час был часом грубой силы.
Со своей стороны, мадам де Монсальви смотрела, как один за другим входят ее люди, и удивлялась, что они, такие знакомые и привычные, стали вдруг совершенно другими. На каждом останавливала она свой взгляд.
Все в полном молчании уселись на низеньких скамеечках вокруг скамьи своего сеньора. В центре восседал Сатурнен Гарруст, важный, по обыкновению, с широким подбородком и весьма ироничным выражением лица.