После этой стычки дни снова потянулись размеренно и неторопливо. Казалось бы, и некогда было думать о каком-то никчемном разговоре – приближался конец смены, но раздумья не покидали Татьяну днем и ночью, она перемалывала все снова и снова, в сотый, в тысячный, в миллионный раз. Она сердилась на себя, старалась отвлекаться, побольше заниматься работой, но в любую свободную минуту вспоминала: «А вы что-то имеете против, Татьяна Евгеньевна?» – «Ничего». – «Ну, тогда всего хорошего. Извините, но я тороплюсь, меня ждут». И его быстрые, удаляющиеся шаги.
Она почему-то думала, что он вернется или хотя бы оглянется на нее, но он не оглянулся. Это не просто задело, это вызвало вспышку горечи, ревности, ненависти. Татьяна даже толком не могла объяснить своего душевного состояния в те минуты и последующие дни.
Это ненависть. Так и должно быть. После любви и расставания неизбежна ненависть.
Какая ненависть? Зачем же ненавидеть и ждать, что он обернется? Это ревность, и ничего более. Самая банальная ревность к рыжей девчонке Солнышку.
Да! Да, обидно, что вмешалась эта девчонка. Что бы он ни говорил, как бы ни защищал ее, а Солнышко – круглая дура. И променять ее на Солнышко! О каком вкусе может идти речь? Даже обижаться смешно! Не то что ревновать!
Может, и смешно. Может, этот роман с Солнышком – ей назло, из мести, но разве это меняет дело? Не Солнышко, так другая, интереснее и лучше.
Так ведь этого и добивалась!
Не этого! Господи, не этого! Пусть где-нибудь там, далеко, в Москве! Не на глазах же!
Но факты говорили сами за себя. При каждом удобном и неудобном случае, при каждой встрече с ним, при каждом разговоре она натыкалась на непробиваемую стену равнодушия. И это равнодушие было страшнее всего на свете. Это равнодушие неизменно окунало ее в бездну растерянности и доводило до крайнего отчаяния.
Сезон закончился. Как и полагалось еще по пионерской традиции – большим костром. На следующий день вереница маленьких автобусов вывезла детей в город. Вместе с детьми уехало большинство взрослых. Уехали почти все вожатые – студенты, отработавшие свою практику, и многие воспитатели, еще не отгулявшие положенный отпуск. Но к огромному огорчению Татьяны, в лагере остались и Роман, и Катя, и самое страшное – Солнышко. Ну, Роман – понятно, спортинструктор. Катя, естественно, из-за него. Но Солнышко?
А чему тут удивляться? Солнышко из-за Алика. Это тоже ясно.
Терпению Татьяны медленно, но верно приходил конец.
Зато Алик решил запастись терпением надолго. Внимание Солнышка, которое он до этого воспринимал как обузу, вдруг начало играть в его пользу. Это он понял сразу, с первых слов Татьяны в тот вечер. Она ревновала. И ее ревность была ему приятна. Его беспокоило одно – ревность могла в любой момент закончиться, уступив место ненависти или безразличию. Когда? Сегодня? Завтра? С того мгновения, когда он снова скажет, что любит ее?