– Тряпка ты, и ничего больше!
Ночью зять ввалился в дверь совершенно пьяным. Этого они не ожидали. Генеральский сын смотрел мутными глазами, покачивался и бормотал:
– Ну, чего не видели? Будите свою б…, поговорить надо…
Кое-как они вдвоем стянули с него дубленку и уложили спать на диване в столовой. Квартира наполнилась тяжелым водочным запахом. Утром разразился шумный скандал. Протрезвевший генеральский сын кричал на хмурую, кутающуюся в мохеровый платок Маришу:
– Нечего нам выяснять! Клоуна из меня решила сделать – не выйдет! Другого ищи идиота! Я у тебя каждую трешку выпрашивать не намерен! Шкаф от барахла ломится, все ей мало! Я не для того женился, чтобы по стройкам таскаться! Пусть на тебя другие калымят!
Мариша слушала вроде бы спокойно, потом яростно блеснула темными глазами и хрипло произнесла только одно слово:
– Убирайся!
– И уйду! – проревел зять, не попадая в рукава дубленки. – Только ты меня и видела, цыпочка!
Он с грохотом собрал свои вещи, вызвал отцовского шофера:
– Чтоб через пять минут, Петрович, был на Беговой!
Выбежал не простясь, хлопнул дверью. В разгар ссоры они с Людой попробовали было вмешаться:
– Ну что вы, ребятки, разве так можно? Давайте спокойно поговорим!
Но Мариша так злобно цыкнула: «Да заткнитесь вы!» – что они переглянулись расстроенно и замолчали.
Вечером дочь нарядилась, ярко накрасила губы и куда-то ушла, а он не выдержал, позвонил генералу. Марина все казалась ему маленькой девочкой, которую незаслуженно обидели, и теперь ему, отцу, надо за нее заступиться. Генерал долго пыхтел, видимо, собираясь с мыслями, потом проговорил гулко:
– Нечего нам обсуждать, моему сыну жидовня не подходит!
Вся кровь бросилась в голову.
– Что ты сказал, мерзавец?
– Померзавь мне еще, – пригрозил генерал. – Шлюху воспитал, теперь и расхлебывай! Вову я от вас выписываю и добром предупреждаю, если…
Не дослушав, он бросил трубку. В висках стучало. Ночью у нас на Плющихе раздался звонок:
– Свушай, этот тип сказал мне такое… Я убил бы его! Какие подонки, свушай!
– А ты чего ждал? – мрачно отрезал мой отец, чувствуя, как леденеет кожа на затылке. – Чего ты хотел, когда рвался в эту клоаку?
Утром Люда начала пылесосить, отодвинула диван в кабинете и обнаружила женскую шпильку. Она ворвалась в кухню, где он мрачно допивал кофе, готовясь идти на работу.
– Это что такое? – со свистом просипела Люда и затряслась. – Вот как ты проводил праздники!
В другое время он начал бы лгать и изворачиваться, но сейчас нервы были слишком обнажены, внутри все горело.
– Оставь меня, – выдохнул он. – Да, так отдыхал! Отвяжись от меня, слышишь!