— Сейчас главное выпить, — хриплю я, — хоть на свои, хоть на чужие… — И в свою очередь спрашиваю: — Тебя как звать?
— Зови Капитан. Для ясности. А тебя Витька?
— Ага. А мне, между прочим, про Костю говорили.
— Мало чего тебе говорили.
Мы заходим в небольшую, жарко натопленную комнату. Вокруг стола развалились на стульях четверо парней. Впрочем, один из присутствующих дядя в возрасте, мятое, испитое лицо заросло седой щетиной, красные кроличьи глазки с воспаленными веками смотрят недобро, подозрительно. Напротив него парень лет под тридцать, массивный, угрюмый и спокойный, знает, что никто его обидеть не посмеет. Остальные двое мелюзга, мальчишки.
На столе две или три бутылки, одна почти пустая, другая наполовину, — значит, выпили. По блестящим глазам видно, что выпили, по координации движений, по репликам. Еще на столе колбаса, хлеб, вспоротые банки консервов, на тарелке какая-то зелень.
Кажется, встретивший нас парень и есть Костя, и он тут командует, он тут хозяин.
— Садись, Витек, — говорит он мне. — Бросай пятерку и ешь, пей, чего захочешь. Как в Америке.
Далась ему Америка. Но я готов заплатить и больше, лишь бы чего-нибудь хлебнуть и согреться, у меня зуб на зуб не попадает. Демонстративно достаю кошелек и еле набираю там пять рублей: трешка, рубль и остальное мелочью.
— В пользу голодающих, — насмешливо говорю я.
Костя бесцеремонно сгребает деньги и наливает мне стакан водки. Впрочем, это не водка. Отвратительный запах бьет мне в нос, как только я подношу стакан ко рту. Это страшная сивуха и яд. Но я пью. Я чувствую, как меня бьет озноб, и мечтаю согреться.
Все тянутся чокнуться со мной, и тот, седой и красноглазый, тоже, но рука его при этом дрожит так, что часть самогона расплескивается на стол. И здоровенный парень напротив него сердито басит:
— Чего льешь? Гляди отниму!
И старик заискивающим тоном лепечет в ответ:
— Что ты, Лешенька? Я губками каждую капельку соберу. Ты не переживай за-ради бога.
Все выпивают и тут же кидаются закусывать, просто невыносимо это огненное пойло.
Только красноглазый старик пьет не торопясь, смакуя каждый глоток. Потом он хлопает в ладоши и, почему-то вытерев их об себя, лезет под общий смех на стол и, опустившись на четвереньки, вылизывает клеенку.
Не знаю, от чего меня больше мутит — от выпитого самогона или от этого зрелища.
Старика наконец стаскивают со стола.
И Костя неожиданно обращается ко мне:
— Ну, Витек, а какие у тебя еще при себе монеты есть? — ласково произносит он, поигрывая старой и длинной, наполовину уже сточенной финкой, которой они тут режут, видимо, колбасу и хлеб. — Покажи нам кармашки, Витек.