Держа в одной руке сумку, в другой чемодан, Эдди направился к жене, стараясь держать спину прямо, чтобы крепче стоять на ногах. Мира сдвинулась с места и закрыла своим телом проход. Эдди уже подумал, что она его не пропустит. И когда, казалось бы, он должен был неминуемо врезаться в эту живую преграду, уткнуться лицом в мягкие груди жены, Мира отступила в страхе. А когда, не замедляя шага, Эдди прошел мимо, она в отчаянии разрыдалась.
— Я не могу везти Эла Пасино, — всхлипывая, сказала она. — Я врежусь в дорожный знак или еще что-нибудь сделаю. Я знаю, что врежусь. Эдди, я боюсь!
Он посмотрел на часы, что стояли на столе у лестницы. Двадцать минут десятого. Незадолго до этого он звонил в аэропорт, и глухой голос дежурного сообщил, что он уже опоздал на последний рейс в Мейн. Последний рейс из «Ла Гвардия» был в 8.25. Затем он звонил в «Амтрек»; оказалось, последний поезд в Бостон — в 11.30. Он выйдет на Саут-стейшн, а там возьмет такси и доедет до Арлингтон-стрит, где находятся офисы компании «Кейл Код». «Кейл Код» и автомобильное агентство, где он работает, давно заключили соглашение о взаимных услугах. Достаточно было позвонить Батчу Каррингтону в Бостон — и проблема транспорта решена. Батч сказал, что Эдди выделят «кадиллак», так что поедет он с комфортом и даже с шиком. Во всяком случае, на заднем сиденье не будет торчать какой-нибудь пассажир и, отравляя воздух своей сигарой, спрашивать, не знает ли Эдди случайно, где здесь можно снять телку или зацепить коки.
«Поеду с полным комфортом, — подумал он. — С большим комфортом я мог бы проехать разве что на похоронном катафалке. Не волнуйся, Эдди, обратно тебя, возможно, повезут именно так. Правда, если соберут хоть какие-нибудь косточки».
— Эдди!
Двадцать минут десятого. Времени предостаточно. Можно и поговорить с ней, можно быть и поласковей. Да, было бы куда лучше вообще ничего не говорить, ускользнуть незаметно, а Мире оставить записку под одним из магнитов на дверце холодильника (Эдди всегда оставлял записки жене на дверце холодильника: не было случая, чтобы она туда не заглядывала). Уехать тайно, незаметно, совершить побег, конечно, нехорошо, но уезжать так, как сейчас, пожалуй, еще хуже. Все равно что снова уйти из дома. Он трижды уходил из дома, и всякий раз это было так тяжело! «Что такое дом?» — подумал вдруг Эдди. — Дом — это твое сердце. Я верю, что это так. Бобби Фрост сказал, что дом — это такое место, куда ты хочешь попасть, а попав, иногда обнаруживаешь, что тебя не выпускают».
Эдди стоял наверху лестницы, стремительный порыв угас; его переполнял страх, в горле стоял комок, дыхание вырывалось со свистом. Он смотрел на плачущую жену.