Он улыбнулся:
— Ладно. Не буду больше на вас давить. Но я любопытен. Теперь, когда вы их нашли — что вы собираетесь делать дальше?
Я тянул время, прикуривая.
— Наберу их столько, сколько смогу, и буду держать пасть на замке, сказал я наконец.
Он кивнул:
— А как вы собираетесь их продавать? Уж не останавливая ли прохожих на улице?
— Не знаю, — признался я. — Я еще об этом не слишком-то задумывался. Полагаю, что смогу пристроить их каким-либо ювелирам.
Он усмехнулся:
— Если вам очень повезет, вы найдете какого-либо ювелира, который рискнет воспользоваться случаем и даже пожелает иметь с вами дело. Полагаю, вам хотелось бы скрыть все это от огласки, чтобы доходы, которые вы получите, не были официально оприходованы? Не подлежали налогообложению?
— Я вам уже сказал, что хочу набрать их столько, сколько сумею.
— Естественно. Видимо, я буду прав, утверждая, что цель вашего прихода ко мне — преодолеть трудности, связанные с этим желанием?
— Вообще-то, да.
— Я понял.
— Ну?
— Я думаю… Действовать в качестве вашего агента в делах вроде этого означает рисковать своей шкурой.
— Сколько?
— Нет, простите, — возразил он чуть погодя. — Это, вероятно, все равно слишком рискованно. Кроме того, это противозаконно. Я семейный человек. Случись это лет этак пятнадцать назад, ну, кто знает? Простите. Вашу тайну я не раскрою, не беспокойтесь. Но только вряд ли я соглашусь участвовать в этом предприятии.
— Вы уверены в этом?
— Наверняка. Даже учитывая все выгоды, опасность для меня слишком высока.
— Двадцать процентов, — предложил я.
— Не будем больше об этом.
— Может быть, двадцать пять… — не отступал я.
— Нет. Даже пополам — и то едва ли.
— Пятьдесят процентов?! Вы спятили!
— Пожалуйста, не орите так. Вы что, хотите, чтобы вся станция слышала?
— Виноват. Но об этом и речи быть не может. Пятьдесят процентов! Нет. Лучше уж я сам обращусь к такому, пусть он даже и надует меня. Двадцать пять процентов — это самое большее. И кончим с этим.
— Боюсь, что мне это ни к чему.
— Во всяком случае, мне хотелось бы, чтобы вы подумали над этим.
Он усмехнулся.
— Такое будет трудно забыть, — признался он.
— Ладно. Ну, увидимся.
— Завтра в шесть.
— Верно. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Итак, я отправился обратно, обдумывая возможное развитие событий и действия людей, приводящие в своей кульминации к убийству. Но в картине было все еще слишком много пробелов, чтобы закончить ее так, как она мне понравилась бы.
Я, конечно, был весьма обеспокоен тем фактом, что нашелся некто, который ощутил, что мое присутствие действительно представляет собой нечто большее, чем его внешнее проявление. Я снова и снова размышлял над причинами разоблачения моей тайны, но так и не видел, на чем мог поскользнуться — я был весьма осторожен насчет своих полномочий, не сталкивался ни с кем, с кем был знаком раньше. И я начал убеждаться, что ни раньше, ни теперь не допустил никакого случайного прокола.