«Вот, оказывается, сколько у Иссы было имен… И какая-то Нади… И какая-то Дипак… Как я только раньше всего этого не знал?»
— С убылью? — кисло спросил я.
— Да, здесь так написано… Может быть, я не совсем правильно перевела, — замялась Риши. — Но ты, наверное, понимаешь, что здесь имеется в виду смерть.
— Я понимаю, что смерть. Просто слово какое отвратительное — «убыль».
«А впрочем, чего тут отвратительного, если разобраться? Была Исса Гор на этом свете. И убыла. На тот».
— И подпись, — продолжала Риши, проведя пальцем по самой нижней строке. — Заместитель председателя Комитета Гривасп Курдсикх.
— Спасибо, Риши, — одними губами сказал я.
— Не за что, — как ни в чем не бывало отвечала она. Странное дело, но Риши либо не понимала, что каждое напоминание о погибшей Иссе заставляет мою душу сжиматься от боли, либо не хотела этого понимать, либо… Либо все она понимала. Но считала, что доставлять мне эту боль — ее непосредственная обязанность. А может, все дело в том, что пехлеванов и заотаров с младых ногтей учат относиться к душевной боли как к Учителю, который ведет их сквозь тьму невежества к Знанию — по крайней мере так объяснял Кирдэр. И тогда получается, что Риши вовсе не мучила меня. Но учила… Эх, учительница первая моя, Риши Батьковна!
— Это тебе. — Риши положила бумагу мне на колени. — Теперь ты совсем свободен. Можешь найти себе другую девушку. И жениться на ней.
— В общем, мне еще с «Яузы» очевидно, что я свободен. — Свои слова я сопроводил горькой усмешкой. — Но только вот незадача: девушки нет, жениться мне не хочется… И вообще… Война!
Наконец в крупных миндалевидных глазах Риши засветилось что-то похожее на неподдельное человеческое сострадание. Она положила свою белую, хрупкую руку на мою волосатую, немытую ручищу. И, кротко вздохнув, умолкла.
Признаться, этот ее жест мне понравился. Была в нем какая-то материнская, особенная нежность. А может быть, и не материнская нежность там была?
Мою голову посетила очередная догадка.
«А вдруг она приехала сюда и привезла эту бумагу потому, что рассчитывает меня на себе женить? Мало ли что у нее в голове? Ведь это она, Риши, кричала тогда, на «Яузе», что заставит себя полюбить? Может быть, час настал, и вот прямо сейчас меня начнут заставлять?»
Видимо, душевная смута явственно прочитывалась на моем лице. Риши плавно сняла свою руку с моей и сказала:
— Только ты не подумай, Александр, что я хочу осквернить память Иссы. Я ничего от тебя не требую. И, очень тебя прошу, забудь все, что я тебе тогда говорила.
— Тогда — это когда?