— Это понятно, — с готовностью откликнулся Никита. — Тебе, как и мне, не хватает любви. Жизнь без любви — как булка без изюма.
— Да нет, я не это имела в виду. — Танин голос зазвучал смущенно. — То есть любви мне, говоря по правде, тоже не хватает. Но не так сильно, как чего-то другого.
— По-моему, тебе еще рано задумываться о ребенке. Нанянчишься еще.
— Я не об этом. Да я и не очень детей люблю, если по правде. Может быть, это придет потом. Ну, со временем.
— Тогда что ты имеешь в виду? — Никита, кажется, действительно недоумевал.
— Понимаешь, Ника, мне кажется, в жизни у каждого человека должна быть цель. Высокая цель. Нужно хотеть чего-то несбыточного, очень важного, волшебного.
— Ну и?.. — Никита с трудом сдерживал скепсис.
— А у меня такой цели нет. И это очень плохо. — Ее голос дрогнул.
Остаток дороги до спящего лагеря они прошли в многозначительном молчании. Не то чтобы Никите Андрееву нечего было сказать об идеалах и высоких целях. Он принадлежал к породе людей, которые за словом в карман не лезут. Просто Никита никак не мог решить, стоит ли пригласить Таню на ночную прогулку по берегу сегодня или благоразумнее подождать до завтра. Он очень боялся спугнуть птичку.
На следующий день Никита все же набрался храбрости. Он предложил Тане переночевать на берегу в спальных мешках.
— А что — это довольно-таки романтично! Подумай сама — ты спишь, а у твоих ног шумит прибой! — прочувствованно провозгласил Никита и посмотрел на Таню испытующе.
Он уже мысленно приготовил остроумную репризу на случай, если Таня сейчас затянет что-нибудь вроде «Да я бы с удовольствием, но только что скажет Арина Анатольевна? И Башкирцев, и другие…». Реприза, сочиненная Никитой, начиналась словами: «Послушай, но мы же с тобой взрослые люди!»
Однако вопреки опасениям Никиты Таня не вспомнила об общественном мнении.
— Хорошая идея! На Екатерине я обожала спать в саду! Вот только…
— ???
— Только спать будет жестко.
— Да что ты как старая бабка! Жестко, не жестко, какая разница! — старательно скрывая радость, отвечал Никита. Его сердце наполнилось дурманом сладких предчувствий.
Однако этим предчувствиям не суждено было сбыться.
Они глядели на чужие звезды, пили наипростейшее пищевое каберне из литрового пластикового пакета и обсуждали общих знакомых. А потом Таня старательно расчесывала свои волосы, которые в свете Малахитовой Луны олунчей казались уже не платиновыми, как днем, но отлитыми из бронзы, чтобы заплести их на ночь в две косы.
Не то луна, делавшая Танино лицо таким отстраненным и при этом зовущим, была во всем виновата, не то вино разгорячило кровь, но все чаще Никита многозначительно умолкал, глядя на Таню тяжелым магнетическим взглядом.