Из всего сказанного я уловил только слово «сарван» — капитан. Похоже, передо мной был комроты собственной персоной. Впрочем, у клонов есть странная традиция устно обращаться к капитанам так же, как к сотванам, то есть лейтенантам. Поэтому звание и должность егеря с белым платком оставались под вопросом.
Офицер покивал, поморщился. Затем отдал короткое приказание, и обоих героев как ветром сдуло.
Это мне понравилось.
Он подошел к самому турникету (который успел закрыться) и поманил меня пальцем.
Вот это мне не понравилось: не очень-то учтиво. Но я все-таки повиновался.
— Я военнопленный, не сделал ничего предосудительного. — Хоть он и не понимал ни полслова, я решил говорить «для протокола»: авось на Западном КПП установлены микрофоны, из цитадели нас слушают, и у них это где-то записывается. — Хочу выйти на предусмотренную регламентом лагеря прогулку. Вот мое удостоверение.
Я показал ему карточку.
Капитан бесцеремонно вырвал ее у меня из рук, прочитал мои данные и… широко улыбнулся.
Продолжая улыбаться, он с шутливым полупоклоном вернул карточку, отошел назад и при помощи международной жестикуляции дал понять, что будет просто счастлив, если я немедленно выйду на свою законную прогулку. По крайней мере таков был мой перевод с языка жестов — как затем оказалось, не вполне точный.
«Слава тебе, господи», — вздохнул я и прошел через турникет, выслушав от своего удостоверения добрые напутствия и отеческие предупреждения администрации лагеря.
Улыбнувшись любезному офицеру, я собирался пойти своей дорогой, но не тут-то было.
Он протянул мне ладонь, затянутую в армированный халкопон, и представился:
— Ферван Мадарасп.
Мне ничего не оставалось, кроме как ответить на рукопожатие врага.
— Александр Пушкин.
Он задержал мою ладонь в своей, с интересом вглядываясь в мое лицо, будто узнал во мне сошедшего с небес первоучителя Римуша.
— Вы говорите по-русски? — спросил я, испытывая неловкость в первую очередь от того, что наше затянувшееся рукопожатие могли наблюдать ребята из лагеря. «Хоть бы Меркулов этого позора не видел…»
— Рюски?
Он немножко подумал, потом замотал головой и произнес жизнерадостным тоном короткую, энергичную фразу. Выматерился, что ли?
Мою руку он при этом отпустил, но зато приобнял меня за плечи и потащил в направлении бивуака.
«Что делать? Что делать?! Злочев меня убьет! — паниковал я, понимая, что сопротивляться бесполезно. — И что этот Ферван-сарван вычитал в моем удостоверении такого особенного?!»
Не обращая внимания на мои протестующие жесты, Ферван Мадарасп смело провел меня через границу бивуака — толстый шнур желтого люминофора, натянутый между невысокими металлическими кольями. Переступая его, я тем самым автоматически нарушил запрет коменданта Шапура. Охрана должна была открыть огонь без предупреждения. Но, поскольку меня сопровождал офицер «Атурана», никто и не думал стрелять.