И он ее пробил!
Он прошел сквозь скалу и исчез!
Клянусь мамой! И папой!
Ферван и второй солдат продолжали держать скалу под прицелом. Оба пружинисто присели. Казалось, егеря ожидают появления своего товарища как минимум в пасти саблезубого тигра, а то и в обществе пельтианского халкозавра.
Через минуту, однако, солдат вышел из скалы целым-невредимым. Автомат он беззаботно забросил за плечо — и позвал нас.
Ферван вздохнул, вернул оружие на предохранитель, и мы двинулись.
Когда я проходил сквозь камень, то не почувствовал даже легкого сопротивления, как будто передо мной вообще не было никакого материального объекта, а одна лишь его видимость.
Здесь все было как с Мутью, только наоборот. Муть снаружи не видно, а изнутри — видно. А скала снаружи виделась каменным хаосом, внутри же выяснилось, что большей части скалы вообще нет, а меньшая образует высокий свод над неглубокой полукруглой пещерой.
Сосредоточенное молчание Фервана начинало действовать мне на нервы.
— Да-а, хороший иллюзион, — сказал я. — А ваши энтли не придумали визоров для таких случаев?
— Придумали. Только никто почему-то не хочет надевать очки весом в семнадцать килограммов… Но довольно о технике! Я привел вас сюда, Александр, чтобы вы своими глазами увидели молельню манихеев.
Ферван провел меня в глубь пещеры, где параболический каменный свод смыкался с полом.
Дальше идти в полный рост было нельзя.
Ферван присел на корточки. Я последовал его примеру.
Здесь царил полумрак, но все-таки было достаточно светло, чтобы увидеть: в этом углу нет ровным счетом ничего, достойного внимания. Как, впрочем, и во всей пещере.
Возник оправданный вопрос: «Ну и?»
Но не успел я раскрыть рта, как Ферван достал мощную «всепланетную» зажигалку (курящим я его не видел — выходит, взял специально для такого случая?). Он выкрутил регулятор мощности до упора и щелкнул пьезоэлементом.
Полупрозрачное пламя с гудением вырвалось чуть ли не на полметра и ударило в шероховатый камень.
Проявляясь прямо из пустоты, перед нами возникли огненные буквы.
Кажется, это были обычные конкордианские козявки, то есть письменность фарси. Но из меня тот еще языковед…
Строк десять. Некрупными огненными буквами. Вовсе не пельтианский халкозавр.
Зарекался я ничему не удивляться, но пробрало меня, пробрало…
Чувство, которое я испытал в ту секунду, правильнее всего назвать священным трепетом. Не завидую я гостям библейского Бальтасара, перед которыми невидимый перст вывел на стене «Мене, текел, фарес»…
— Что здесь написано? — спросил я севшим, чужим голосом.
Ферван выключил зажигалку.