А Рут с двумя детьми странствовала по стране в поисках работы. Ее история хорошо смотрелась бы в советских газетах, обожавших обличать капитализм. В интервью 1988 года Кинг говорил: «Я с детства чувствовал, что жизнь несправедлива. Мать воспитывала меня одна, отец бросил нас, и ей пришлось много и тяжело работать. Мы были бедными, жили от получки до получки и ничего не знали об обществе равных возможностей и прочей ерунде. Мы были «детьми с ключом на шее» еще до того, как появилось это выражение, а она была главой семьи и кормильцем, когда большинство женщин не работали, обслуживая домочадцев. Она никогда не жаловалась, но я не был ни глухим, ни слепым. Кое-что от этого ощущения несправедливости еще осталось и отражается сегодня в моих книгах».
Хорошо еще, что клан Пиллсбери не отказывал Рут в поддержке, хотя замужние сестры про себя, а порой и вслух осуждали непутевую родственницу. Чаще других бродячее семейство принимали тетя Этелин и ее муж Орен Флоус, жившие в городке Дарем недалеко от Портленда. К их дому относятся самые ранние воспоминания Стивена — там он в два года уронил себе на ногу тяжеленный шлакоблок. Год спустя семья оказалась в Уэст-де-Пер, штат Висконсин, где жила другая тетка. Из их дома Кингам пришлось съехать, когда соседи увидели шестилетнего Дэвида ползающим по крыше. Временами дети гостили у родителей беглого отца в Форт-Уэйне, штат Индиана. Матери вечно не было дома — она работала то уборщицей, то официанткой, то прачкой. Все деньги уходили на еду и оплату нянек, которые часто менялись, и ни одна не была похожа на Мэри Поппинс. Стивен запомнил, как одна из них — здоровенная негритянка по имени то ли Эйла, то ли Бейла — скормила ему яичницу из семи яиц, а когда малыша начало тошнить, заперла его в стенной шкаф.
Поклонники писателя должны быть ей благодарны — из этого шкафа вышла добрая половина кинговских ужасов. Хотя, возможно, дело просто в излишней впечатлительности, унаследованной от ирландских предков. С раннего детства и до сих пор Кинг перед сном тщательно укутывает ноги одеялом, чтобы их не схватила холодная зеленая рука из-под кровати. Конечно же, его пугала жуткая темнота стенного шкафа — того самого closet, который нерадивые переводчики постоянно обзывают «клозетом». Эта непременная принадлежность детской в англо-американских домах завораживала не только Кинга — вспомним хотя бы начало «Нарнии» Клайва Льюиса. Скрип приоткрытой сквозняком дверцы пугал по-настоящему, а отблеск металлических ручек было легко принять за сверкание злобных глаз. Бука, сидящий в шкафу, был первым кошмаром в жизни Кинга.